Северное море встретило кнар тяжёлым многодневным штормом, и не будь на борту «Звезды Запада» Гёндуль и Лофта, то можно было бы подумать, что боги, прогневавшись на вадхеймцев, вздумали утопить корабль. Шторм не успокоился даже после того, как Локи, во весь голос костеривший морского бога Ньёрда, воззвал напрямую к Одину, но и Князь Асов не услышал просьбы своего пасынка. Только когда на пятый день выглянуло солнце и море успокоилось, Локи объяснил Торину, Видгниру и отцу Целестину, что после разрушения Врат Между Мирами началось сбываться предречённое — боги Мидгарда стали терять Силу, и теперь не в их воле направлять стихии…

— Надеюсь, что скоро мы снова обретем свою мощь! — закончил тогда Лофт, вновь подтвердив подозрения монаха. Он не сомневался, что Локи очень хорошо запомнил слова Нидхёгга: «Трудхейм будет в руках богов Асгарда, и вы вправе сделать то же, что и я…»

Гунтер во время плавания вовсю донимал Гёндуль своими ухаживаниями (хотя это ещё надо подумать, кто кого донимал…), и уже в Вадхейме странная история отношений человека и валькирии закончилась счастливым концом — германец недолго думая взял Гёндуль в жёны, повторив подвиг тёзки из легенд своего народа, тоже сватавшегося к богатырше валькирии. Однако, в отличие от Брюнхильды, Гёндуль была довольна столь благополучным исходом, а народ в Вадхейме ещё долго дивился, глядя на эту любопытную пару, — жена превосходила Гунтера ростом головы на две, не говоря уже о всём прочем… Отец Целестин с неделю плевался, но затем смирился, понадеявшись, что бывшая валькирия научит беспутного дикаря из Тевтобургского леса уму-разуму…

А в самом Вадхейме всё было благополучно. Вальдар, неотлучно остававшийся с частью хёрда в посёлке полное лето, потрудился на славу, и теперь даже следов датского нашествия найти было невозможно. Новые дома выросли за считанные недели, а работавшие без устали викинги и бонды укрепили стены поселения так, что в случае, коли опять появится враг, можно будет отбиться и не прибегая к помощи Великих Сил.

Годи Ульф за время отсутствия конунга и пользуясь безразличием занятого от рассвета до заката делами Вальдара вновь показал себя во всей красе, сделав несколько неуклюжих попыток возвысить собственный авторитет и завоевать хоть немного уважения со стороны людей. Несмотря на полное отсутствие скальдического дара и тонкий дребезжащий голос, он сочинил целую песнь о пришествии в Вадхейм Тора-громовержца, в которой выгодно выставил себя героем-мучеником за веру, что якобы подверг себя ритуальному истязанию, угодному богам, и тем самым призвал их милость к погибающему посёлку. Так как свидетелей тому не нашлось, а верить жрецу на слово все давно отвыкли, то его лишь выслушивали, а потом советовали идти своей дорогой. Между прочим, от годи всё ещё изрядно пованивало, и так вышло, что он вскорости получил не вполне приличную заглазную кличку…

К августу Ульф понял, что ничего не добьётся, если немедля не выдумает общего врага, и (благо долго изыскивать такового не пришлось) им оказался не кто иной, как отец Целестин. На свой страх и риск годи убеждал вадхеймцев, что христианский шаман увёл доброго конунга на погибель, и, используя богатую фантазию, расписывал устрашающие картины того, как Торина и его хёрдманов ведут на заклание жирные, с выбритой макушкой жрецы, жаждущие принести тела доблестных северных воителей в жертву своему кровожадному богу, а души отдать на растерзание духу тьмы, о котором столь часто рассказывал отец Целестин. Ульф даже порывался предать огню дом монаха, доверху наполненный колдовскими книгами, что несут один мрак да погибель, но сделать это ему не дали — к чему хороший дом жечь? Если хозяин не вернётся, то он ещё вполне может пригодиться…

Монах всё на свете бы отдал ради того, чтобы ещё хоть раз в жизни увидеть рожу годи такой же, какую он состроил, придя вместе со всеми на берег встречать ладью конунга. Отец Целестин вначале решил, что Ульф вымазал лицо зелёной краской, ибо, по его мнению, человеческая кожа попросту не в состоянии приобрести цвет осенней листвы. Ну а злости на физиономии жреца было столько, что вздумай он один завоевать Рим, то её с лихвой хватило бы на разрушение городских стен. И трубы иерихонские не понадобятся.

Весь сентябрь монах сидел у себя, вылезая на свет Божий очень ненадолго и только по срочной надобности. Приведение в порядок рукописи о путешествии в Мир Третий отнимало всё его время, а иногда он отсылал Сигню за Гунтером, Торином или Видгниром, чтобы они помогли монаху восстановить в памяти те или иные события, кои отец Целестин подзабыл или не успел записать ещё тогда, за Вратами…

Однажды утром, встретив Видгнира возле конунгова дома, монах, как обычно, поприветствовал его, но тот едва заметно кивнул, прошёл дальше, а шагов через пять-шесть вдруг обернулся, окликнул отца Целестина и быстро сказал:

— Айфар ушли. Вчера вечером, после заката… В Мидденгард.

И дальше пошёл, оставив монаха в недоумении. Только потом он выпытал у своего воспитанника, что именно произошло, и, раскрыв рот, выслушал рассказ о том, как Видгнир ходил к Зубу Фафнира, говорил с Гладсхеймом, а затем Силой Трудхейма открыл лесным духам путь в Мир Древний. Гладсхейм, кстати, как и обещал, остался в Мидгарде вместе со многими родичами, а покинули земли смертных лишь те, кто желал…

А в конце месяца в Вадхейм явился Локи, ушедший в Асгард сразу после возвращения кнара в Норвегию. Ночью Лофт постучал в дом конунга, долго с ним говорил, а потом вместе с Торином и Видгниром пришёл к отцу Целестину, подняв того ото сна.

— Я попрощаться… — сказал Локи монаху. — Тинг Асов и Ванов принял решение, и Один согласился покинуть Мидгард…

«Слава Богу!» — едва не ляпнул отец Целестин, но сдержался.

— А куда? Куда вы направитесь? — жадно спросил он. — В тот мир, где Нидхёгг?

— Э, нет! — рассмеялся Локи, дёрнув себя за кончик острой бороды. — Зачем? Мы не будем портить жизнь старине Нидхёггу своим появлением. Думаю, что во Внешней Пустоте найдётся спокойное и не тронутое никем местечко, которое по праву будет названо Асгардом, Новым Асгардом. И там мы станем сами себе хозяевами… В каждом мире достаточно Силы, чтобы мы смогли сделать так, чтобы он стал не хуже, чем старый добрый Мидгард!

— Ну что ж… Желаю вам удачи, — сердечно сказал отец Целестин и вдруг вспомнил кое-что. Порывшись в своём мешке, он вынул оттуда золотой диск на цепочке и протянул его Лофту.

— Возьми. Зачем мне здесь Око Амона? А вам оно ещё может пригодиться. И кроме того, пусть у богов Асгарда останется подарок на память о христианском годи…

Локи принял знак Божественного Ока и, повесив на шею, слегка поклонился отцу Целестину, который тоже ответил кивком, и произнёс:

— Если будет на то Божья воля, мы ещё сможем встретиться.

— Скорее всего, нет, — покачал головой Локи. — Но кто знает?.. И кстати, тебе поклон от Одина, Тора и Ньёрда. Ньёрд до сих пор не может забыть, как ты его бестолковой рыбой обозвал… Ну прощай, ромей…

Локи круто развернулся на каблуках и нырнул в низенький дверной проём, к конунгу и его наследнику, ждавшим снаружи.