— Не все, — ответила я.

Горсточка цветочных почек, туго скрученных в узелки, все еще крепко держались на ветвях.

— Не все бутоны вымерзли, — повторила я. — Похоже, сегодня будет тепло. В день окончания школы должно быть тепло.

У забора Сомбры взмахнула крыльями малиновка — наше доброе предзнаменование.

— Конечно! — внезапно воскликнул папа. Я удивленно взглянула на него, и он тихо продолжил: — Мороз уничтожил не все бутоны. Некоторые выжили!

Папа взял меня за руку и повел домой. Он держался между мною и деревом, словно побитые морозом почки были моими обманутыми надеждами, и мне невыносимо на них смотреть.

Я остановилась у оранжереи, с трудом сдерживая восторженную дрожь.

— Нужно Сомбре платье отнести, мы же к выпускному должны принарядиться.

Отец не отпускал меня, но его пальцы внезапно ослабли. Я погладила папину холодную руку, метнулась в дом, и, держа наряд Сомбры над головой, промчалась вниз по ступенькам крыльца. Розовые ленты развевались на ветру. Папа так и остался стоять у входа, словно только что увидел замерзшие цветы и не мог скрыть своей печали.

Оказалось, это не малиновка, а объявление о карантине, привязанное к измерительной метке.

Я остановилась около персикового деревца и посмотрела на негр так, как только что смотрел папа. Платье оттягивало руку.

— Нет! — воскликнула я и побежала дальше.

О нарушении карантина лучше не думать. «Мне все равно, — сказала я себе, переводя дух у забора. — Скажу Мамите, что сегодня — выпускной, что «Магассар» прилетает, полный цветов, и что мы обязательно должны быть там!»

Только Мамита обязательно задумается о последствиях.

«Ну и что с того, если один из работников заболел? Новобранцы всегда болеют. Но сегодня наш выпускной, и никто не испортит нам праздник. А цветы? — скажу я ей. — Сомбра умрет, если цветов не увидит. Давайте, проверьте ее! Проверьте нас обеих. Мы не заразимся!»

Через забор пришлось перелезать осторожно, чтобы не порвать платье, которое, хоть и сложенное пополам, все равно едва не волочилось по земле. Ворота наверняка закрыты. Со всех ног я бросилась через поле, к черному ходу. Странно, что дверь оранжереи распахнута. Наверно, это Сомбра, хлопоча по хозяйству, в спешке забыла ее закрыть. Ох, Мамита так рассердится! Я бы прикрыла дверь, только если меня заметят, то сразу же отправят домой. Главное — добраться до Мамиты и убедить ее.

Я подошла к черному ходу, и, постучав, прислонилась к шершавому стеблю гигантского тростника. Дыхание перехватило, да так, что не вымолвить ни слова из тех, что я собиралась сказать. Мамита открыла дверь, и я тут же поняла, что говорить нечего.

В доме заплакал ребенок. Мамита прижала руки к груди, словно ей стало больно, затем прикоснулась ко лбу. Складка на сгибе, у локтя, полыхнула алым.

— Хейз? Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Вот, платье для Сомбры.

Черные глаза Мамиты вспыхнули внезапным гневом. От неожиданности я отступила назад и оцарапала руку о тростник. Уже потом, намного позже я сообразила: Мамита подумала, что я принесла погребальный саван для Сомбры, вот и разгневалась — совсем как моя мама, когда смотрела на меня, живую и здоровую, в то время как малыши умирали один за другим. Но в тот момент мне это в голову не приходило. Я с ужасом поняла, что болен не новый работник, а Сомбра. — Для выпускного… — Я настойчиво протягивала платье Мамите. Если она его возьмет, значит, Сомбра здорова.

— Спасибо, Хейз, — поблагодарила Мамита, но платье не взяла. — Наш папа уже отмучился… А Сомбра… — вздохнула Мамита, и в ту же секунду я подумала, что она скажет, будто моя подруга тоже умерла. Нет, нет, нельзя этого говорить!

— «Магассар» сегодня приземляется. Давайте, я на космодром сбегаю — вскочу на поливалку и мигом вернусь. На «Магассаре» полно антибиотиков, районная медсестра говорила, я знаю.

— Мой муж умер, так и не дождавшись медсестры. Он до последнего не хотел ее вызывать, чтобы не испортить Сомбре праздник. А потом мы нашли Сомбру в оранжерее…

— Но «Магассар»…

Мамита положила мне руку на плечо.

— Сомбра — двадцатый случай заражения.

Я никак не могла взять в толк, о чем она говорит.

— Ведь был только один звонок, девятнадцатый. Всего один. Сомбра и ее папа. Один звонок.

— Иди-ка ты домой, проверься на всякий случай, детка. Здесь же инфекция… — Мамита погладила меня по щеке. От ее руки веяло жаром. — Маме спасибо от нас передай, за платье. — Дверь захлопнулась.

* * *

Френси нашла меня под персиковым деревцем. Платье Сомбры лежало у меня на коленях, точно плед. На него падали последние цветочные почки, побитые морозом. Они умерли. На борту «Магассара» так же умирали наши цветы — только медленнее.

— Папа сказал, чтобы ты шла домой, — заявила Френси. С помощью сахарной воды мама завила сестренке волосы, и тугие локоны свисали вдоль ее розовых щек.

— Выпускного не будет, — сказала я.

— Знаю! — с негодованием ответила Френси. — Мама все утро мне проверки устраивает. Она считает, что я обязательно заболею.

— Нет. — Прикосновения Сомбры и Мамиты жгли мне щеки, боль теснила грудь и утихать не собиралась. — Заболею я.

— Я же маме все так и объясняю: рядом с Сомброй не сидела, домой вместе с вами не ходила, потому что вы всегда катаетесь на поливалке… Она меня из школы забрала, как только узнала о мистере Фелпсе. Сомбра тогда еще была здорова. Но мама и слышать ничего не желает… Ты же все равно не заболеешь! Наверное, тебя можно даже не проверять. Сом-бра ведь вчера не болела? Значит, и ты не заразилась. Мама говорит, что инкубационный период очень короткий. — Тут Френси вспомнила, зачем ее послали. — Папа сказал, чтобы ты шла домой. Немедленно! — заявила она и отправилась прочь.

Я осторожно подняла белое платье и вслед за Френси пошла через поле колючей пшеницы. «Они не знают, что я нарушила карантин, — подумала я изумленно. — Интересно, зачем папа меня позвал? Наверно, он все-таки знает и хочет поговорить со мной прежде, чем сообщит властям».

— Зачем? — спросила я.

— Не знаю. Он сказал, что я должна привести тебя до того, как проедет поливальная машина. Одна уже проезжала, с гробом для мистера Турильо.

По дороге, мимо персикового деревца, с грохотом катилась поливалка, разбрызгивая воду на опавшие цветы и на гроб, прицепленный сзади. Гроб Сомбры. Папа пытался избавить меня от этого зрелища. А мне придется вести себя так, чтобы он не догадался, что я умираю.

Я объявила свой собственный карантин, вернулась домой и незаметно стащила тест. Я боялась, что мама сама заставит меня провериться, но она обо мне даже не вспомнила. За кухонным столом Френси в негодовании отворачивалась от ярко-красной бумажки в маминой руке. Я спрятала украденный тест за спиной, сбежала в оранжерею и, спрятавшись за чанами с питательным раствором, вложила в рот бумажную полоску, которая тут же побелела. Впрочем, мне не требовалось этого подтверждения — я и так знала, что заразилась. Щеки до сих пор ощущали обжигающие прикосновения Сомбры и Мамиты.