Он видел, что Левон и Торк уже вновь готовы пойти в атаку и повторить свой маневр, но ургахи успели уже смешаться с дальри, и их гигантские мечи теперь сеяли смерть среди людей, а волки – теперь уже совершенно беспрепятственно – хозяйничали в стае элторов.

Вдруг за спиной Тэйбор услышал стук копыт и, подняв меч и что было сил погоняя коня, закричал от радости.

– Вперед, братишка! – заорал Дэйв Мартынюк, с грохотом обгоняя его и высоко подняв боевой топор, а рядом с ним скакал золотоволосый принц Бреннина и еще человек тридцать могучих воинов!

Так отряд Диармайда пришел на помощь народу дальри вместе с тем, кого здесь называли Дэйвором. И этот чужеземец, огромный и беспощадный к врагу, был настолько упоен яростной битвой, что, казалось, светился красным в лучах растущей луны.

Тэйбор видел, как отряд Диармайда, состоявший из отлично обученных воинов, врезался в ближайшую стаю волков, как вздымались и опускались серебряные клинки мечей, быстро темнея от крови. Потом бреннинцы вместе с Левоном, Торком и храбрым Кектором нанесли удар по мощной фаланге ургахов, и за стонами умирающих элторов, рычанием волков, шумом смертельной схватки Тэйбор все время слышал могучий клич Дэйвора «Ревор!», и его юную душу переполняли радость и гордость.

А потом Тэйбор вдруг начисто забыл о том, что он еще совсем мальчишка, что ему всего лишь пятнадцать лет, что он совсем недавно стал называться всадником народа дальри.

Со своей удобной для наблюдения позиции – он был сейчас на вершине холма, как бы над полем брани, – Тэйбор увидел, как с востока к ним быстро приближается какая-то темная масса, и понял, что подмогу обрели не только дальри. И если все это ургахи, то их там просто несметное множество, так что…

Так что пришла пора.

«Возлюбленная моя», – мысленно позвал он ее.

«Я здесь, – тут же услышал он в ответ. – Я всегда здесь. Хочешь покататься?»

«По-моему, это необходимо, – сказал мысленно Тэйбор. – Пришло наше время, о светлая».

«Мы катались и раньше».

Он помнил. Всегда будет помнить. «Но в сражении мы тогда не участвовали. А теперь нам придется убивать».

И голос ее у него в мозгу зазвучал по-новому: «Я была рождена для войны! И для полета. Призови же меня!»

Рождена для войны. Да, это правда, и это очень печально. Но ургахи были уже совсем близко, и…

И Тэйбор мысленно произнес ее имя. «Имрат», – позвал он, всю свою любовь вложив в это имя, и спрыгнул с коня, ибо она мгновенно оказалась в небе у него над головой, еще более великолепная, чем прежде, самая прекрасная на свете, порождение его сна, его мечты.

Она опустилась на землю. Ее рог так и сверкал, серебристый, как свет луны, а шерсть была густо-красного цвета, такого же, как та луна, что дала ей жизнь. И там, где она ступала, не оставалось на снегу ни единого следа, так легка была ее поступь.

Ах, как давно они не виделись! Ему казалось, что душа его исполнена неземного света, когда он приветственно поднял руку, и она, тоже в знак приветствия, опустила голову и коснулась его своим серебряным рогом, словно лаская, чтобы и он смог, в свою очередь, приласкать ее.

«Только ты и я, – услышал он и ответил ей теми же словами, а потом снова услышал ее голос: – Ну что, полетели?»

Он чувствовал ее напряжение, ее страстное желание, и сам охваченный восторженным предвосхищением полета, громко воскликнул:

– Да, полетели! О, моя дорогая! И будем убивать!

И Тэйбор дан Ивор оседлал крылатое существо, этот дар богини Даны, этого единорога, такого же юного, как и он сам, и взлетел на нем в небеса, прочь от мира людей. Имрат взмыла в холодный простор небес, неся на себе того единственного всадника, который сумел увидеть ее во сне. И для людей внизу они, единорог и мальчик, были подобны вырвавшейся на свободу комете, стремительно описывавшей дугу между звездами над Равниной.

Потом Тэйбор спросил ее мысленно: «Ты видишь?»

«Вижу», – ответила она.

И он повернул ее туда, где полчища ургахов стремились к полю брани, и они упали на врага, точно разящий луч света. И она очень переменилась, пока они стрелой летели вниз, и сразу своим сверкающим рогом убила одного, потом второго, а потом еще много, много раз убивала, направляемая его рукой. И ургахи в страхе бежали от этого разящего луча света, а Тэйбор и его возлюбленная преследовали их и убивали. Вскоре дрогнули и волки и обратились в бегство, устремившись к югу, и дальри ликовали вместе с воинами Бреннина, удивленные и возбужденные битвой, видя, как некое сияющее порождение небес приходит им на помощь.

Но ни она, ни он их не слышали. Они преследовали врага и убивали, убивали, пока ее рог не стал липким от крови, покрывшей его темной коркой, и пока не осталось в живых больше ни одного из этих ужасных порождений Тьмы.

И тогда наконец, дрожа от усталости и страшного нервного напряжения, они спустились на землю, на чистый белый снег, подальше от всей этой крови, и Тэйбор дочиста вытер снегом ее серебряный рог. А потом они долго стояли, прильнув друг к другу в бескрайней ночной тиши.

«Только ты и я», – сказала она ему мысленно.

«Да, только ты и я», – ответил он.

А потом она улетела, сверкая меж звезд, когда над горами уже стала разгораться заря, и он двинулся в долгий обратный путь – к лагерю людей.

– Первое сражение всегда самое трудное, – сказал Карде; он ехал вплотную к Кевину, так что никто другой не мог бы услышать их разговора.

Эти слова вроде бы должны были его подбодрить и успокоить, и Кевин даже постарался изобразить на своем лице глубочайшую признательность Карде, но лгать себе самому не хотелось: он понимал, что пережитый на поле брани шок, хотя и вполне реальный, – это отнюдь не главная мучившая его проблема.

Как и зависть к Дэйву Мартынюку. Хотя, если честно, следовало признать, что именно эта зависть и послужила отчасти причиной его теперешнего настроения, овладевшего им, как только кончился весь этот кошмар и в небесах появилось, все сверкая, это волшебное крылатое существо. А во время схватки Дэйв был просто неподражаем; в нем появилось что-то почти пугающее. Размахивая огромным боевым топором, который Мэтт Сорен отыскал для него в оружейной Парас Дервала, он с ревом прорвался сквозь ряды неприятеля, обогнав даже Диармайда и внеся невероятное смятение в стаю волков. При этом он еще и не умолкая вопил во всю силу своих могучих легких: «Ревор!» Этот атлет успел даже сразиться в одиночку с одним из тех немыслимых клыкастых чудищ, которых здесь называли ургахами. И убил его; заблокировав удар страшного меча, он нанес этому ургаху такой удар топором, что раскроил ему череп почти напополам, и туша кошмарного создания так и сползла на землю со спины своего не менее кошмарного «коня». Потом Дэйв прикончил заодно и этого шестиногого рогатого зверя.

А Кевин? Быстрый, ловкий, остроумный Кевин Лэйн? Он все это время всего лишь светил Дэйву факелом! О, ему, разумеется, тоже дали меч, чтобы и он мог сражаться с врагом, но он понятия не имел, как при помощи меча сражаться с волками, да еще сидя верхом на коне. Для него даже просто удержаться в седле, когда конь то и дело встает на дыбы, оказалось непростой задачей в этом кромешном аду. А когда он наконец немножечко разобрался и понял, до чего он здесь на самом деле бесполезен, то заставил свою уязвленную гордость молчать, сунул меч в ножны и схватил горящий факел, чтобы Дэйву было лучше видно, на кого из врагов теперь опустить свой боевой топор. И в этом он тоже особой ловкости не проявил, а дважды даже сам чуть не попал под удар топора, которым Дэйв размахивал над головой.