он биться не будет, войдёт тихо и всё, будет ждать наших, тех, кто не знает, что он подстроил им ловушку. Всё, Боян, оставь меня теперь, уходи с Эйнаром.

Я не хочу делать то, что обещал, будто чувствую неладное. Поэтому, когда всё готово, все потихоньку вереницей спускаются и уходят в тайную дверь в подклети терема, а Сигню распоряжается все потайные внутренности, все лестницы и переходы заставить, завесить ёмкостями с горючим маслом, соединить это всё фитилями, я подошёл к ней.

— Где Эйнар? — хмурясь, спросила она. — Почему ты ещё не ушёл?

— Я вижу, что ты затеяла, — сказал я, глядя ей в лицо. — «Дроттнинг взойдёт на его погребальный костёр»? Ты …

— Сигурд живой, — сказала Сигню, — ни на какой костёр я не собираюсь. А вот терем сжечь хочу, не след по нему грязным норвеям шастать!

Я посмотрел на неё почти как Скегги, откуда столько силы, самообладания?

— Я же правитель, Никтагёль, — ответила она моим мыслям, улыбнувшись, — меня всю жизнь учили этому, не терять самообладания и делать дело. Кто ещё, если не я? Я над вами, вы все под моей рукой… Так что слушайся дроттнинг, Никтагёль, не веди себя как капризный любимчик, уходи.

Вот так, наотмашь, раз и два прямо как кулаком в лицо…

Но на меня подействовало, я послушался и, взяв Эйнара, как было поручено и ушёл за остальными в большой, удивительно хорошо сделанный подземный ход, где по всему пути были даже развешаны факелы, закреплённые на столбах, поддерживающих стены и своды… Да, когда они этот проделали всё? Как успели незаметно такую работу провести? Под видом какого строительства рыли этот ход? Впрочем в Сонборге, как и по всей Свее столько всего строилось все последние годы, что не углядишь…

Я готова, все ушли. Скегги последний, я встречаю его на площади у терема. Уже и ночь подкралась, зимой день мимолётен, как улыбка старой девы. В воздухе затишье, пахнет метелью, тучи идут, должно быть…

— Все теремные хотя бы ушли? — спросила я Скегги.

— Жены хакана Рауда я так и не видел, — сказал он.

— Я посмотрю, — сказала я. — А почему у Дионисия свет горит?

— Он отказался идти, Свана. Никак не соглашался… Книги даже все отдал, а сам…

— Уходи! — крикнула я на ходу, подбегая к Библиотеке.

— Свана, идём, не пойдёт старик, пропадёшь ещё из-за него!

— Уходи, я сейчас же за тобой!

Я спешу, спотыкаюсь по крутой лестнице вверх к Дионисию в келью. Чёрт твой греческий забери тебя, старый упрямец! Ещё упаду здесь из-за тебя!.. Я подобрала повыше длинную юбку, мешающую на высоких ступенях.

Он сидит за столом, погружённый в чтение. Все книги отдал, как бы не так, отдаст он все…

— Дионисий! Ты смерти моей хочешь, что ты делаешь?! Почему не ещё ушёл?! — задыхаясь от спешки и быстрого подъёма, проговорила я, держась за живот, куда упало сердце, сбитое неровным дыханием…

— Что ж ты, царица, бежишь? Бросаешь низших своих?

— Все ушли, кто хотел. Почему ты остаёшься? Тем, кто идёт сюда, Просвещение и твои беседы о Добре и Чистоте не нужны! Они просто убьют тебя.

— Почему ты уходишь?! Ты не должна. Ты должна выйти за Ньорда и вести его к Свету.

Я вздохнула обессиленно и села на лавку у входа, хоть дух перевести:

— Я замужем, ты забыл?

— Сигурд твой брат.

— Это ложь.

— Да нет, — он повернулся и остро посмотрел на меня: — я помню, что тут было тогда, — говорит, пристально глядит, чуть ли не впервые так внимательно разглядывает меня. — Это очень похоже на правду. И Сигурд похож на Эйнара. Ты не хочешь признать, что он тебе брат, потому что…

— Перестань, Дионисий, не время разводить беседы, идём! — не хватало мне его рассуждений, особенно сейчас!

— Нет-нет, — он качает головой, — и тебе, грешница лучше остаться, погибнуть, стать жертвой тёмных сил и этим искупить свой грех…

Я поднялась:

— Какой грех на мне, Дионисий? Я была честной женой и правительницей ни на минуту не забывающей о «низших своих», как ты говоришь. В чём мой грех?

— Ты делишь постель с братом!

Я вздохнула, поднимаясь. Как ему нравится говорить об этом. Будто ждал возможности посплетничать всю жизнь! Ну и шёл бы с нами…

— Не думала я, что мы так станем прощаться с тобой, когда-нибудь, мой дорогой учитель. Пусть я страшная грешница, но умирать бессмысленно и оставлять моих людей на произвол судьбы, я не…

— Ты просто страшишься смерти, слишком ценишь жизнь, как все язычники. Огня жизни в тебе больше, чем Света.

Я подошла к нему и обняла дорогого моему сердцу упрямого старика:

— Может передумаешь? — тихо сказала я, останавливая его слишком напыщенные для этого момента речи. Нас ведь только двое здесь, Дионисий…

— Я погибну в назидание…

— Как глупо, Дионисий, никто не увидит и не оценит твоего назидания…

— Увидят, — проговорил он убеждённо.

Я так и ушла ничего не добившись. Ушли все, кто хотел, кто готов рискнуть потом вернуться и отстроить новый город…

Я выскочила на улицу, едва не подвернув ногу, скользко, снег с площади так и не счистили, без конунга сразу обленились, я не проследила… Да что уж теперь… всё. Всё… прощай, мой Сонборг…

Я оглянулась по сторонам, чтобы в последний раз увидеть и площадь, и терем, и клепсидру сияющую над городом в подсветке огоньков, заодно подогревающих её…

И почему нам всегда кажется, что место, которое мы покидаем, перестаёт существовать без нас…

— Свана! — я вдруг услышала слабый голос.

Ах, ты… это Астрюд! Растрёпанная, без шубки, хромая, пытается передвигаться по льдистому снегу площади.

— Ты что, — я подоспела, чтобы подхватить её, падающую опять, поперёк стройной талии, обняла, помогая идти. — Где же ты была? Обыскались.

— Ох… Свана… — простонала Астрюд. — Ох, беда со мной приключилась, Свана… напали… на меня…

Что ж, судя по виду, по тому, что едва идёт, правда.

— А где Рагнар, мой сын? Сольвейг забрала его? — спрашивает Астрюд с тревогой посмотрев на меня.

— Да, не волнуйся, догоним…

Но она оскальзывается опять и падает, я склонилась, чтобы помочь подняться и…

Я никак не могла ожидать этого. Астрюд, только что неуклюже барахтавшаяся на снегу вдруг разворачивается и большой глыбой льда, зажатой в руке, бьёт меня в лицо. Это сразу оглушило, ослепило, отбросило меня…

Глава 4. Пламя Сонборга

Я нёсся вперёд. Астрюд в последний момент предупредила, что у Сигню есть путь отхода из города. Я едва не придушил её:

— И ты раньше не сказала?!