лагерем безоружных пилигримов. Но, самое главное, рыцари были призваны охранять паломников, отправлявшихся к берегу Иордана, чтобы окунуться в воды реки, в которой принял крещение сам Спаситель.

Эта процедура могла сулить христианам большие неприятности, ведь на протяжении всей истории так называемого первого королевства Иордан, по сути дела, оставался пограничной рекой, отделявшей завоёванную латинянами Святую Землю от владений мусульман. Поэтому коментуру Иерусалима, или, иными словами, командору Города (commandeur de Cité), как величали его на страницах устава общины храмовников (La Regie de la Maison du Temple), предписывалось всегда иметь для этой цели наготове десяток рыцарей. (Для храмовников вообще характерно деление на десятки. Каждым десятком управлял так называемый командор де шевалье, подчинявшийся марешалю общины, который подчинялся марешалю всего Дома или самому магистру).

Всё в том же 1118 г. братство Госпиталя, чьи странноприимные дома (госпитали) появились в Иерусалиме ещё за четверть века до призыва папы Урбана поднять крест за правое дело, сделало последние шаги на пути превращения из сугубо монашеской в военно-монашескую организацию[136]. Произошло это практически одновременно с основанием ордена Храма в результате того, что в 1120 г., по смерти магистра Госпиталя, Жерара, его полномочия перешли к реформатору, Раймунду дю Пюи. Ввиду важности предприятия он предложил сменить святого покровителя: так Святой Иоанн Милоститочивый (александрийский патриарх VII века) уступил место самому Иоанну Евангелисту.

Отличительным знаком рыцарства Госпиталя стал белый крест на красных плащах и красных же сюрко поверх доспехов; братья же впоследствии часто называли себя иоаннитами. Госпитальеры спустя недолгий срок стали соперниками (порой непримиримыми) тамплиеров.

Братству госпитальеров суждена была долгая жизнь, в конце XIII века, после падения Утремера, орден перебрался на Кипр, оттуда, спустя немногим менее двадцати лет, на Родос, а в 1530 г. обосновался на острове Мальта. Под именем Братства Мальтийских Рыцарей орден действует и поныне, хотя более полутораста лет капитул ордена находится не на Мальте, а в Ватикане.

Орден же тамплиеров, просуществовав всего немногим меньше двух столетий, остался в истории яркой звездой, сияющей демоническим светом, подобно золоту и алмазам, которые они любили куда больше, чем Господа Бога.

Закулисная часть деятельности ордена окутана мраком; о ней, как о связях Алиеноры Аквитанской с конюхами (главное, чтобы позабористее вышло), можно писать целые романы, благо к ответу никто не привлечёт — все умерли. Один английский автор прошлого столетия, книгу которого, переведённую приблизительно тогда же, в 1993-м издало весьма солидное издательство, утверждал, в частности, будто в первые десять лет своего существования братство Храма влачило столь жалкое существование, что Юго де Пайен и Годфруа де Сент-Омер, вернейший из товарищей магистра, имели на двоих одну лошадь: этим-де и объясняется то обстоятельство, что на одной из печатей ордена были изображены два всадника, скачущие на одном коне.

Беда только в том, что печать (Bulle) эта относится к концу XII века. В уставе же общины, или Дома, в разделе «Les Retail» чёрным по белому написано, что даже простому брату-рыцарю полагается иметь трёх коней и, кроме того, ещё одного для оруженосца и даже ещё одного, но уже с разрешения магистра. Последний, как и ещё некоторые из руководителей ордена, имел право рассчитывать даже на так называемых туркоманских лошадей (специальная порода, выведенная на основе арабской). Кстати о конях. Тот же автор уверяет нас, что название знамени храмовников переводится со старо французского как... пегая лошадь. Вероятно, слово beauseant, которое он приводит, и в самом деле имеет такое толкование, однако штандарт ордена lе Baussant, или le Beaucent, — наверняка нет: во всяком случае, серьёзным французским исследователям, например Марион Мельвилль (La vie des lempliers), ничего об этом не известно.

В общем, в сивую, то есть, конечно, пегую, кобылу верится с трудом. Зато не подлежит никакому сомнению тот факт, что братство Храма создало крупнейшую в тогдашнем мире банковскую сеть, члены его активно занимались ростовщичеством, что не только монахам, но и вообще христианам в ту эпоху строжайше запрещалось.

Ну и, разумеется, самое интересное. Поклонялись ли храмовники Сатане? Ответ предельно прост — да! Это установлено с большой степенью точности — они молились дьяволу! Объектом поклонения храмовников являлась голова человека молодого или... старого, носившего бороду или... бритого. (Вероятно, такой разброс в свидетельских показаниях, полученных на допросах, объясняется тем, что у головы было два... или три... или четыре лица. Подобный факт, безусловно, не может не затруднять идентификацию внешности божества).

Однако одной головой дело не ограничивалось, имелось и тело; причём, по одним сведениям, у него насчитывалось четыре ноги, по другим... ни одной. Первое, то есть то, у которого было четыре, походило на кошачье... или свиное. В общем, сатана, которому молились тамплиеры, принимал облик кошки (конечно, чёрной) или свиньи. Масть этого животного точно не установлена, зато есть интересные сведения относительно головы — она, забальзамированная, по всей вероятности, принадлежала... первому магистру ордена мессиру Юго де Пайену.

Просто невозможно представить себе, чтобы такое существо не носило никакого имени. Разумеется, было и имя — Бафомет. При ближайшем рассмотрении оказывается, что Бафомет (Baphomet) есть не что иное, как... Магомет (Mahomet). Итак, одним из имён дьявола на провансальском и каталонском диалекте стало имя пророка мусульман. Ничего удивительного, ведь старинное французское название мечети mahomerie на языке южных французов звучало как baphomerie или bahomerie.

Установить это удалось благодаря литературному памятнику XIII века. Рыцарь-храмовник, автор поэмы «Гнев и скорбь», написанной после 1265 г., когда орден потерял Арзуф, как раз и называет Магомета Бафометом. Вот одна из фраз, приведённая М. Мельвилль: «Ils feront une baphomerie du mouster de Saint Marie». Перевод таков: «Они (сарацины) превратили монастырь святой Марии в святилище Магомета (мечеть)». Подобная конверсия имела место как с той, так и с другой стороны, христианские церкви становились мечетями, а мечети — христианскими храмами. Вот другая: «Е Baphomet obra de son poder», то есть «Магомет засиял в своей мощи». Ясно, что речь идёт не о дьяволе, а о пророке Ислама, последователи которого не просто теснили, а буквально готовили погибель крошечному христианскому королевству в Святой Земле.

Разумеется, рыцари, как и подавляющее большинство нормальных, не страдающих психическими заболеваниями людей, были далеки от эталона святости. Интересно, что спустя почти тридцать лет после выхода в свет вышеупомянутой поэмы, в 1294-м, когда к власти пришёл последний великий магистр Храма, уроженец Бургундии Жак де Нолэ (обычно его называют де Молэ (de Molay), но у Дю Канжа в справочнике «Фамилии Утремера» приводится именно вариант de Nolay), в штаб-квартире ордена в Акре партия