— Я пытался улизнуть от него, но с ним это не проходило, он позволил себе запанибратски приблизиться ко мне, выдыхая пары местного пойла. Первым моим желанием было оттолкнуть его и уйти, но в глазах его застыло такое выражение, что я остановился. Признаюсь, меня к тому же заинтриговала — на антропологический манер, Дойл, вы меня понимаете, — эта человекоподобная личность, этот неотесанный бард, этот пьяница-шахтер, и мне было крайне любопытно, что же он считает хорошей историей. И потому я стал слушать, и довольно внимательно: его американский прононс был в высшей степени неразборчив. Он говорил о событиях, произошедших несколько лет назад, вскоре после того, как в результате серебряного бума появился Роринг-Форк. На протяжении одного лета в горах над городом объявился седой медведь — по крайней мере, так считалось — и стал нападать на добытчиков-одиночек, работающих на своих участках, убивать и… пожирать их.

Дойл энергично кивал, на его лице застыло выражение необыкновенного интереса.

— Город, естественно, был охвачен ужасом. Но убийства продолжались, потому что в горах было много одиноких добытчиков. Медведь был безжалостен, он подстерегал людей у их домиков, убивал и жестоко расчленял, а потом лакомился их плотью. — Уайльд помолчал. — Мне хотелось бы знать, не начиналось ли, гм, поедание, пока тело было еще в сознании. Вы можете себе представить, что это такое — быть сожранным заживо диким медведем? Видеть, как он рвет твою плоть, потом жует и с явным удовольствием глотает? Такое созерцание Гюисмансу в его «Наоборот»[46] даже и в голову не пришло. Оглядываясь на прошлое, можно сказать: насколько же непрозорлив был этот эстет!

Уайльд посмотрел на сельского доктора, чтобы понять, какой эффект производят на него эти слова. Дойл схватил бокал с кларетом и сделал большой глоток. Пендергаст, прислушиваясь, пригубил из своего бокала, потом подал знак официанту, чтобы тот принес ему меню.

— Многие пытались выследить этого седого медведя, — продолжал Уайльд. — Но все безуспешно. Повезло только одному шахтеру, человеку, который постиг науку следопытства, живя среди индейцев. Он пришел к выводу, что убийства эти совершает не медведь.

— Не медведь, сэр?

— Не медведь, сэр. И вот в ожидании следующего убийства этот человек — а звали его Кропси — принялся искать следы и вскоре обнаружил, что эти преступления совершала группа людей.

Услышав это, Дойл резко откинулся на спинку стула.

— Прошу прощения, мистер Уайльд. Вы хотите сказать, что эти люди были… каннибалами?

— Именно это я и хочу сказать. Американскими каннибалами.

Дойл покачал головой:

— Чудовищно. Чудовищно.

— Совершенно с вами согласен, — сказал Уайльд. — Они начисто лишены джентльменских манер английских каннибалов.

Потрясенный Дойл уставился на своего собеседника:

— Это не предмет для шуток, Уайльд.

— Возможно, и так. Увидим. Как бы там ни было, наш Кропси выследил этих каннибалов в их убежище — в заброшенном шахтном стволе где-то в горах. Рядом с местом, называвшимся Стена Контрабандиста. Полиции в городе, конечно, не было, и потому этот парень организовал группу из местных добровольцев. Они называли себя Комитетом Семи. И вот они решили отправиться ночью в горы, застать каннибалов врасплох и свершить жестокое правосудие в духе американского Запада. — Уайльд потрогал орхидею в своей петлице. — На следующий вечер группа собралась в местном салуне, чтобы обсудить стратегию и, ясное дело, подкрепиться перед предстоящим испытанием. Они вышли через заднюю дверь, вооруженные и оснащенные фонарями, веревками, факелами. И тут, мой дорогой Дойл, эта история приобретает поворот… как бы это сказать помягче… поворот довольно жуткий. Приготовьтесь, мой друг.

Официант вскоре принес меню, и Пендергаст принялся его изучать. Три-четыре минуты спустя ему пришлось оторваться от увлеченного созерцания меню из-за Дойла, который резко вскочил со стула, даже перевернул его, и бросился прочь из зала с ужасом и отвращением на лице.

— Что случилось? — спросил Стоддарт, нахмурившись, когда Дойл исчез в направлении мужского туалета.

— Вероятно, креветки, — ответил Уайльд, вытирая губы салфеткой…

…Так же медленно, как появился, голос стал исчезать из сознания Пендергаста. Роскошный интерьер отеля «Лэнгхам» начал покрываться дымкой, растворяясь в тумане и темноте. Медленно, очень медленно возникала новая сцена, совершенно иная. Задняя комната набитого людьми салуна, прокуренная, пропахшая виски, звуки с игорных столов, звон стекла, спорящие голоса, проникающие через тонкую стенку. Задняя комната, удивительно похожая на ту, в которой теперь находился Пендергаст в сегодняшнем Роринг-Форке. После короткого обмена решительными репликами группа из семи человек поднялась из-за большого стола. Мужчины с оружием и фонарями двинулись за своим вожаком, неким Шадрачем Кропси, через заднюю дверь маленькой комнаты и вышли в ночь.

Пендергаст последовал за ними, его бестелесная сущность плыла в прохладном воздухе, словно призрак.

Глава 53

Группа шахтеров обычным неспешным шагом прошла по грязной главной улице до самого дальнего конца, где исчезали строения и по склону гор поднимался лес. Ночь стояла безлунная. В воздухе висел запах костров, в ближайших загонах беспокойно переступали лошади. Заговорщики молча зажгли фонари и двинулись по неровной горняцкой дороге, круто уходящей вверх, а потом продолжили шагать все выше и выше под сенью еловых зарослей.

Ночь была прохладная, небо усеяно звездами. Где-то в громадной чаше гор завыл одинокий волк, ему тут же ответил другой. По мере того как они поднимались в гору, деревья становились ниже, короче, приобретали странные гротескные формы под воздействием бесконечных ветров и глубоких снегов. Постепенно лес сменился жидким криволесьем, а затем дорожка вышла за лесную черту.

Пендергаст мысленно следовал за группой.

Цепочка желтых фонарей поднималась по голым, усыпанным камнями склонам к Чаше Контрабандиста. Заговорщики вошли в зону недавних горных разработок, ныне заброшенных, и вокруг людей появились призрачные холмы пустой породы, словно пирамиды, выросшие по краям горного кряжа; у разверстых входов в шахты наверху виднелись опасные рудоспуски, эстакады, моечные желоба и водостоки.

В темноте справа виднелось громадное деревянное сооружение, встроенное в плоскую Чашу Контрабандиста, — главный вход в знаменитую шахту Салли Гудин, которая теперь, осенью 1876 года, все еще работала. В сооружении находились машины и шкивы для поднятия и спуска вагонеток и ведер, а также Ирландский паровой насос, способный перекачивать до тысячи галлонов в минуту и использовавшийся для откачки воды из шахт.

В этот час все фонари были выключены, кроме одного — с красным стеклом, рассеивающего мрак ночи кровавыми отблесками. Дорожка разветвлялась на множество троп, идущих по склонам вокруг Провала. Цель заговорщиков была наверху — самый высокий из заброшенных туннелей на склоне под названием Стена Контрабандиста, расположенный на высоте около тринадцати тысяч футов. Туда