Предметы убранства для этих вагонов также заказывались во Франции. В контракте с французскими заводами «Мильтона Рау и K°» оговаривалось, что «вагоны эти должны быть снабжены всею необходимой мебелью и другими принадлежностями… кроме полотняных и умывальных приборов, настольных подсвечников и канделябров, пепельниц и спичечниц».[1209] Впервые императрица Мария Александровна путешествовала за границу в новом составе в декабре 1873 г.[1210]

По свидетельству Д. А. Милютина, Марию Александровну в последний раз привезли в Петербург 23 января 1880 г. Лечащим врачом, непосредственно занимавшимся императрицей, тогда назначили старшего врача Михайловского Артиллерийского училища В. Я. Алышевского, получившего звание почетного лейб-медика.[1211]

Император встречал приехавшую из-за границы императрицу Марию Александровну с сыновьями в Гатчине. На вокзале категорически запретили находиться, кому бы то ни было, чтобы не беспокоить императрицу. Тем не менее те, кто там был, рассказывали Милютину, что все «поражены ее худобою и истощенным видом».[1212]

Тема умирающей императрицы стала главной новостью светского общества. Милютин писал, что она не выходит из своей комнаты в Зимнем дворце и ее никто не видит. В то же время в газетах начали появляться бюллетени, носившие успокоительный характер. Однако реальность оказалась иной, и 26 января 1880 г. Милютин записывает рассказ фрейлины баронессы Н. К. Пиллар фон Пильхау: «Императрица обратилась в скелет; не имеет сил даже двигать пальцами; ничем не может заниматься» – и добавляет, что «первая встреча с нею должна была произвести тяжелое впечатление на государя, который с того дня так же чувствует себя нехорошо, жалуется на лихорадочное состояние и слабость. Сегодня я нашел его заметно изменившимся (он бледен, опустился и слаб),[1213] лицо бледное, впалое, глаза поблекшие».[1214]

5 февраля 1880 г. в Зимнем дворце взорвалась бомба Степана Халтурина. Взрыв был так силен, что его слышали не только в окрестных зданиях, но и жившие на Мойке. Императрица же, постоянно находившаяся в полузабытьи, даже не услышала взрыва, а суету во дворце ей объяснили случайным взрывом газа. С. П. Боткин не отходил от умиравшей императрицы. Учитывая недоброжелательное отношение к нему на тот момент общественного мнения, Александр II, для того чтобы продемонстрировать ему свое монаршее благоволение на Пасху, 20 апреля 1880 г., пожаловал Боткина табакеркой, украшенной бриллиантами, с вензелем императора.[1215]

Незадолго до смерти императрицы ее видел великий князь Константин Константинович, который 15 апреля записал в дневнике: «Она сидела на постели в спальне и поразила меня страшной худобой, поседевшими волосами и постаревшим измученным лицом… Больно слышать, как она тяжело дышит и стонет».[1216] Надо отметить, что последние годы жизни Марию Александровну мучил не только телесный недуг. В это время в Зимнем дворце жила вторая семья Александра II, и императрица прекрасно знала это.

В мае 1880 г., по причине постоянно ухудшающегося самочувствия императрицы, временно отложили традиционный переезд императора в Царское Село. Но колебания продолжались не особенно долго, и 11 мая Александр II вместе со своей любовницей Е. М. Долгоруковой уехал из Петербурга. Это вызвало новую волну осуждения стареющего императора. Великий князь Константин Константинович записал в этот день в дневнике: «Императрица лежит здесь, нет и речи о ее недуге. Находят неудобным, что, когда ей немного остается жить, Царь переезжает».[1217] Императрица в безнадежном состоянии осталась в Зимнем дворце вместе с младшими сыновьями, Сергеем и Павлом. Для того чтобы соблюсти приличия, Александр II время от времени приезжал в Петербург на несколько часов, навестить умиравшую супругу.

22 мая 1880 г. в 10 часов утра лейб-медик С. П. Боткин и почетный лейб-медик В. Я. Алышевский направили министру Императорского двора А. В. Адлербергу донесение о смерти императрицы Марии Александровны. Документ написан рукой доктора В. Я. Алышевского: «Ее императорское Величество Государыня Императрица в течение вчерашнего дня была слаба и сонлива. Отхаркивание, в последнее время постепенно уменьшавшееся, почти совершенно прекратилось. Спокойно уснув в обычный час вчера вечером, Ее Величество больше не просыпалась. В три часа ночи немного кашляла, а в седьмом часу утра прекратилось дыхание, и Ее Величество в Бозе опочила без агонии».[1218] В этот же день великий князь Константин Константинович подробно записал обстоятельства ее смерти: «Вчера вечером еще Императрица нисколько не было хуже. В три часа утра она еще звала Макушину и кашляла. Затем Макушина, долго не слыша обычного звонка, вошла в спальню, Императрица спала спокойно, положив руки под голову. Макушина пощупала пульс, он не бился, руки похолодели, а тело теплое. Она послала за доктором Алышевским. Он решил, что все кончено. От всех скрывали смерть, дали знать царю в Царское Село».[1219]