затем, прекрасно понимая, откуда дует ветер, собрал ассамблею теологов с тем, чтобы с их помощью определить границы между сыновними обязанностями и королевскими. Вердикт был единодушным: король – прежде всего король! После чего все стало на свои места: мира не будет, пока мегера не будет лишена власти. В середине февраля королевская чета направилась в Компьен, куда король пригласил приехать и свою мать. В путешествие отправилась и Мария. Было решено: отныне, невзирая ни на что, она не оставит королеву, не имевшую более титула.

Верная себе Мария Медичи, оказавшись с сыном лицом к лицу, тут же разразилась проклятиями, попреками и апокалипсическими предсказаниями на случай, если король не сошлет Ришелье в его грязную епархию, хотя более подходящим местом для него явилась бы Бастилия. Фактически королева-мать выдвинула ультиматум: Ришелье или я!

В ту ночь Людовик XIII провел с кардиналом весьма обстоятельную беседу, в ходе которой тот передал королю загадочные бумаги, которые Ришелье бережно хранил при себе долгое время. Они подтверждали, что Мария Медичи – супруга Генриха IV, коронованная – какое удачное совпадение! – накануне его смерти, была вовлечена в заговор, вследствие которого в руку де Равальяка было вложено смертоносное оружие. После прочтения бумаги были преданы огню.

На рассвете дверь в комнату Анны Австрийской, где спала и Мария, сотрясли удары. Вскочившая на ноги герцогиня бросилась открывать и тут же очутилась лицом к лицу с заметно смущенным маркизом Шатонефом:

– У меня послание короля для королевы! Я должен немедленно увидеть ее!

– Что за послание?

– Я обязан передать его лично, вместе с тысячью извинений за неучтивость!

– Подождите немного!

Анна лежала в постели белее своей ночной сорочки, уверенная в том, что новый канцлер принес ее отречение. Мария думала о том же самом и, прежде чем впустить посланца короля, в полной тишине помогла ей подняться и облачиться в домашний халат. Маркиз склонился перед нею в глубоком поклоне, Анна же, борясь со страхом, ждала, когда он заговорит.

– Король повелел передать Вашему Величеству, что, исходя из причин, касаемых интересов государства, он вынужден срочно покинуть Компьен, оставив здесь королеву-мать на попечении маршала д'Эстрэ, французские гвардейцы которого находятся в городе. Он желает, чтобы королева незамедлительно следовала вслед за ним в монастырь капуцинов, не извещая о том свою свекровь.

Мария издала вздох сожаления и приготовилась пригласить кого-нибудь, кто помог бы королеве одеться, но та, неожиданно сменив страх на гнев, устремилась вперед, едва не сбив с ног маркиза.

– Я знаю о своем долге! – прокричала она и бросилась на половину свекрови сообщить ей, что она с этого момента в некотором роде находится под арестом.

Последовав за ней, Мария увидела Марию Медичи: та сидела на постели, дрожа от страха, и вопила в голос:

– Ах, дочь моя, я умираю!

До этого было еще далеко, а вот Анна, казалось, была едва жива. Обе женщины с рыданиями бросились в объятия друг друга, заверяя одна другую в союзе против проклятого Ришелье, будут ли они вместе или же их насильно разлучат.

– Мужайтесь, матушка! – со слезами сказала Анна. – Монархи, ваши зятья, заставят вашего сына пожалеть о совершенном преступлении.

Поспешно уводя королеву в ее комнату, с тем чтобы подготовить в дорогу, Мария не на шутку разволновалась. Нужно было незамедлительно определяться с выбором. Если она примет сторону короля, а случай для этого был более чем подходящий, она рискует в дальнейшем оказаться перед новыми сложностями. Но как неожидан этот поворот: чтобы убедить короля сделать из матери заключенную, кардинал должен обладать воистину необъяснимым влиянием. Никто и никогда, даже самые могущественные люди Франции, к коим Мария причисляла и себя, и своих близких, не находил в королевстве убежища от его злопамятства. Не он ли отказал ей в помиловании Луизы, хотя сделать ему это было проще простого? Рядом с этим всемогущим человеком она ощущала себя совершенно беспомощной.

На самом деле король принял решение отправить свою мать в недавно восстановленный замок Мулен. Ей был назначен щедрый пансион, тщательно подобрана свита, так что она могла вести привычную жизнь, но соответственно своему возрасту была освобождена от государственных забот. Но если кто-то допускал, что королева-мать смирится со своей участью, тот плохо знал ее. Больше всего на свете она хотела править, блистать и уничтожить своих врагов. На меньшее она никогда бы не согласилась.

Она наотрез отказалась покидать Компьен, ссылаясь на боязнь, что Мулен король предлагает лишь как промежуточный этап на ее пути во Флоренцию, куда и собирается отправить свою мать. Ее пытались убедить, что это не так. Медичи упрямилась и использовала всевозможные ухищрения: она больна, у нее нет денег. Дабы успокоить старую королеву, ей был предложен другой вариант, Анжер, но она и слышать ничего не захотела: Компьен она покинет лишь под угрозой применения силы.

В то же время его высочество, собрав войска, предпринял попытку освободить мать, но как только король выступил ему навстречу, тут же бросил все и скрылся во все еще испанском Франш-Конте. Затем перебрался в Лорен, где неожиданно для всех женился на юной сестре герцога Карла Маргарите, пятнадцати лет от роду.

Позиция, занятая Марией Медичи, призвавшей на помощь своих зятьев из Испании, Англии и Савойи, вывела в итоге Людовика из терпения, и он выдвинул матери ультиматум: за две недели выбрать будущую резиденцию. В ответ королева-мать в одну прекрасную ночь сбежала в Голландию, откуда продолжала творить всяческие происки. Тогда она еще не знала, что вернуться ей не суждено уже никогда…

Меж тем герцогиня де Шеврез возвратилась в Париж с королевой, пыталась ее подбадривать и как-то сориентировать в нынешней обстановке, создавшейся после отъезда королевы-матери. Герцогиня понимала: если бы престарелой королеве удалось избавиться от Ришелье, она возобновила бы войну против своей невестки, а выказываемое ею в последнее время расположение к Анне было продиктовано вполне прагматическими причинами. Оставалось понять, что за игру возможно было разыграть с оставшимися у нее на руках картами.

С одной стороны – прочная, как никогда, монолитная и всесильная пара король – Ришелье. Против них – кичащаяся положением инфанты, ревностная католичка, мишень для сил преисподней, с удовольствием играющая роль жертвы, королева: подобным поведением она рисковала вызвать раздражение венценосного мужа, расположенного к ней и без того не слишком доброжелательно. Результатом могло стать отречение, тем более если новая жена одарит Гастона сыном. Итак, все вернулось к той же самой ситуации, что сложилась тогда с Шале, с той лишь разницей, что постановщица спектакля – королева-мать – исчезла, а кардинал держал