Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отчаянно хотелось курить, впервые за много дней. Джон подошел к окну, глубоко втянул ночной воздух, постоял минуту, вроде бы размышляя, хотя, спроси его кто-нибудь о чем, он не смог бы ответить. Просто какая-то неясная смута скреблась в глубине души, мешая воцариться покою. Он отвернулся от окна — пора спать.
Изабелла сидела на кровати, опершись сложенными руками на деревянную спинку, и смотрела на него.
— Я думал, ты ушла, — неловко улыбнулся он.
— Я вернулась. Как глаз, не беспокоит? Сэр Томас говорил, что может холодить, так чесать все равно не надо, — тихо сказала она, явно думая о другом.
— Все в порядке. Изабелла, уже поздно, почему ты не спишь?
— Я… не хочу уходить. Мне так хорошо с тобой…
Сердце Джона сбилось с привычного ритма. Лицо девушки было освещено единственной свечой на столе, но он почувствовал себя так, словно впервые разглядел Изабеллу по-настоящему.
— Мне тоже хорошо с тобой, — незаметно сглотнув, чтобы увлажнить внезапно пересохшее горло, как можно мягче и ровнее сказал он. — Но уже поздно.
В глазах Изабеллы сверкнули слезинки. Джону до боли захотелось подойти к ней, обнять за плечи и все объяснить, и он уже почти сделал шаг вперед, но вовремя сдержался.
— Ты все равно вернешься в свой мир…
— Именно поэтому, Изабелла, именно поэтому.
Должно быть, не меньше минуты они молчали, глядя друг другу в глаза. Джон ждал ее слов и готовился, догадываясь, что, независимо от того, поймет она его или обвинит, ему придется вновь бороться с желанием подойти к ней. Однако Изабелла, опустив глаза, молча вышла. Дверь осталась открытой, и Джону почудилось, что шаги девушки звучат как-то неровно, но, возможно, только почудилось.
Джон вернулся к окну и облокотился о подоконник. Всякую сонливость как рукой сняло. Сердце обхватили холодные тиски, и он, стараясь не думать ни о чем, всматривался в посеребренную месяцем ночь и слушал ее звуки.
Куда там! Воспоминания всколыхнулись разом. С особой отчетливостью возникла перед глазами картина погребения в Драконовой горе. Сколько времени он тогда не дышал, склонившись над мертвой, как он думал, Изабеллой?..
Джон не услышал тихих шагов за спиной.
О том, что его ударили по голове, он догадался много позже, а в тот момент звезды вдруг рванулись ему навстречу, но не обступили со всех сторон, а куда-то исчезли.
Изабелла потом вспоминала, что странные звуки из-за стены действительно раздавались. Но после того как она сама добралась до постели, спотыкаясь о предметы, она, конечно, ни на что не обращала внимания. Какое-то время она лежала лицом вниз, орошая слезами подушку, ругала себя распутницей и одновременно жалела себя из-за… хотя нет, как раз об этом она изо всех сил старалась не думать. Просто жалела — и все.
В глубине души Изабелла понимала, что Джон прав. Незачем тешить себя пустыми мечтами. И наверное, его хладнокровие было напускным… а что, если нет?
Изабелла повернула подушку так, чтобы уткнуться в сухое место.
Это ничего не меняет, и она вполне отдавала себе в том отчет. Им суждено расставание, она останется одна, а значит, никакого значения не имеет, что он там чувствовал на самом деле. Нужно подумать о чем-то другом. Можно ли вообще было рассчитывать, что герой новой легенды, да еще дворянин, да еще из будущего, да еще такой красивый, умный, добрый, чуткий, заботливый, внимательный, сильный, отважный, непреклонный, честный (она перевернула подушку)… на нее посмотрит?
Спустя какое-то время, проведенное в хаотичных размышлениях, успев низвергнуть образ Джона до уровня бессердечного дурака, не способного увидеть свое счастье, и вновь вознести его на пьедестал человечности и великодушия, успев швырнуть проклятую подушку в стену, поднять ее и снова отбросить, Изабелла забылась коротким полусном, в котором видела себя рядом с Джоном в его непостижимом, громадном, шумном будущем мире. Но даже в этих бредовых мечтах (бредовых? Ах да, конечно, будь хотя бы ничтожная возможность для их осуществления, сэр призрак наверняка намекнул бы…) оставался один вопрос: что чувствовал Джон?
Изабелла села на постели. Слезы уже не текли, и она (во всяком случае, так ей показалось, смогла рассудить здраво. Судьбу не изменишь, это она уже уяснила себе. Но как-то глупо и нелепо принимать судьбу слепо. Лучше знать ее — то есть не знать наперед, как раз это способно отнять все силы, а понимать. Вот и ей сейчас нужно не метаться, а понять, л… какие чувства владеют Джоном.
Она встала и тихонько покинула комнату. Если Джон спит, это уже половина ответа. А если стоит перед окном или сидит, неотрывно глядя на свечу… можно будет сразу и поговорить, спокойно, трезво…
Дверь Джона была открыта, из нее лился свет трепещущего огонька. Отчего-то по-прежнему крадучись, Изабелла приблизилась и осторожно заглянула внутрь. Джона в комнате не было. Пакет с бумагами и запиской лежал на полу, а свеча валялась на столе. Огонек доживал последние мгновения, перед тем как полностью погрузиться в лужицу воска.
«Пожелание выслушать наблюдения» на секретном языке, употребляемом Клахаром с особо доверенными орками, означало какую-то неожиданность. Зохт-Шах, придя в лагерь в сопровождении дюжины гвардейцев графа и призвав к себе нескольких сотников, ненароком переиначил просьбу Клахара: «Вождь Калу велел тебе прибыть с докладом», но Раххыг понял, в чем дело. Разумно предположив, что неожиданный поворот переговоров как-то связан с иджунскими сотниками, он в первую очередь присмотрелся к ним, а потом, собираясь, отдал приказ оркам потолковее: сохранять порядок, пресекать лишние разговоры, верить в мудрость вождей и на всякий случай тайком присматривать за другими кланами, «а то мало ли чего они сглупить могут — все примечайте». И перед Клахаром появился, уже действительно имея некоторые наблюдения.
— Морды знакомые, это все лучшие сотники Зохт-Шаха, а вот одного шустрика я не знаю, — говорил он, оставшись с вождем наедине. — Не только среди сотников, но и вообще поблизости от Зохт-Шаха. Да и не тянет он на сотника — хил. А всех иджунов поважнее я наперечет знаю.
— Может, это был переодетый шаман?
— Сомневаюсь. Вчера все шаманы собрались у тебя, я их видел — такой морды не припомню.
— Зохт-Шах прислал не всех своих шаманов, — задумчиво проговорил Клахар. — Во всяком случае, я всегда подозревал, что их у него намного больше.
— Но не станут же иджуны колдовать в самой крепости Рэдхэнда!
— Да, — согласился Клахар. — Бредовая мысль. Тем более в одиночку… Нет, наверное, это просто какой-нибудь новичок.
Тут уже Раххыг усомнился:
— Новичок среди лучших сотников? А что, господин, мы чего-то ждем?
Клахар ответил не сразу.
— Не знаю, друг мой. У меня есть некоторые подозрения, что доверять Зохт-Шаху нельзя, и почти полная уверенность, что он что-то задумал.