Тем временем мы подошли к шлюзу Дэй, где нас поджидал Дик со своими двумя спутниками. Он предложил сойти на берег, чтобы кое-что мне показать, и я охотно пошел с ним и Эллен к знаменитой Дэйской плотине. Зданием церкви за плотиной добрые дорчестерские граждане все еще пользовались для разных целей. На вывеске деревенского Дома для гостей все еще красовался герб с цветком ириса, как и в те дни, когда гостеприимство покупалось и продавалось. Но я не подал вида, что все это мне знакомо. Хотя, когда мы сидели на насыпи у плотины и смотрели на холм Сайнодана[73], на такой же холм Уиттенхема и на резко очерченную котловину между ними, я чувствовал себя неловко под пристальным взглядом Эллен, и у меня чуть было не вырвалось восклицание: «Как мало все здесь изменилось!»

Мы сделали еще одну остановку в Абингдоне[74], который подобно Уоллингфорду показался мне и новым и вместе с тем старым. Освобожденный от грязи девятнадцатого века, он в других отношениях ничуть не изменился. Солнце уже садилось, когда мы подплыли к Оксфорду со стороны Озенея. Тут мы остановились на несколько минут подле старого замка, чтобы высадить на берег Морсома. Само собой разумеется, что, насколько видно было с реки, я старался не пропустить ни одной башни, ни одного шпиля этого города, когда-то бывшего в полной власти ученых. Окрестные луга, которые, когда я в последний раз гулял по ним, чахли с каждым днем, запущенные и неопрятные, с печатью беспокойной «интеллектуальной жизни девятнадцатого века», перестали быть «интеллектуальными», но стали вновь прекрасными, как им и надлежало быть. На маленьком холме Хинксей «выросло» несколько каменных домов (я употребляю это выражение намеренно, потому что они удивительно гармонировали с местностью), и сам холм весело взирал сверху на полноводную реку, на колыхавшуюся траву, серую в этот час заката, и на быстро созревающие злаки.

Железная дорога исчезла, а с нею и все плоские мосты над рекой. Мы скоро добрались до шлюза Медлей и затем поплыли по широким водам, омывающим Морт-Медоу, где огромные стада гусей ничуть не сократились. И я с интересом подумал о том, как название и характер этого селения пережили старый несовершенный общинный строй и, пройдя сквозь период тяжкой борьбы с тиранией и правом частной собственности, сохранились до наступления спокойной и счастливой эпохи полного коммунизма.

Мне еще раз предложили сойти на берег в Годстоу, чтобы осмотреть руины древнего женского монастыря, находившиеся приблизительно в том же состоянии, что и раньше. С высокого моста над ближайшей лощиной я даже в полумраке смог разглядеть, каким красивым стало маленькое селение. Оно все состояло из серых каменных домов: ведь мы теперь вступили в страну камня, где каждый дом либо должен иметь стены и крышу из серого камня, либо он покажется безобразным пятном на общем пейзаже. Затем мы поплыли дальше, и в этот раз села на весла Эллен. Немного выше мы миновали небольшую запруду и, оставив за собой еще около трех миль пути, при лунном свете причалили у маленького городка. Там мы заночевали в доме, где почти никого не было, так как его обитатели жили в палатках на сенокосе.

Не было еще и шести часов, когда мы на следующее утро отправились в путь. Надо было спешить, так как мы все еще находились в двадцати пяти милях от нашей конечной цели, а Дик хотел добраться туда до сумерек. Путешествие проходило очень приятно, хотя тем, кто мало знает верхнее течение Темзы, много рассказывать о нем не стоит. Мы с Эллен опять оказались вместе в ее лодке, хотя Дик, справедливости ради, хотел перевести меня в свою лодку, а зеленую лодку-игрушку предоставить обеим женщинам. Но Эллен этому воспротивилась и потребовала в спутники меня, как самого «интересного человека» из всей компании.

– Забравшись так далеко, – сказала она, – я не удовольствуюсь спутником, который все время будет думать о ком-нибудь другом. Гость – единственный человек, который может как следует развлечь меня. Я говорю это серьезно, – добавила она, повернувшись ко мне, – а не только для того, чтобы сказать любезность.

Клара вспыхнула и, по-видимому, была очень довольна. Я до сих пор думаю, что она немного побаивалась Эллен. Что же касается меня, то я почувствовал себя вновь молодым, и странные мечты давно минувшей юности примешивались к радости настоящего, почти уничтожая ее и обращая в смутную боль.

Когда мы плыли по коротким плесам извилистой и быстро сужающейся реки, Эллен сказала:

– Как нравится мне эта узкая река! Я привыкла к широкому водному пространству, а здесь мне все кажется, что мы вот-вот достигнем конца и должны будем повернуть. Вечером я отправлюсь домой и к тому времени буду ясно представлять себе, какая маленькая страна Англия и как легко доехать от одного конца ее главной реки до другого.

– Страна невелика, – сказал я, – но она прекрасна!

– Да, – промолвила Эллен, – а не находите ли вы, что трудно представить себе то время, когда с этой маленькой живописной страной ее жители обращались как с унылой бесцветной пустыней, не охраняя ее нежной красоты, не понимая вечно новой радости от сменяющихся времен года, не присматриваясь к ее изменчивой погоде, к разнообразию почвы, и так далее. Как люди могли быть так жестоки к самим себе?

– И друг к другу, – добавил я. И тут я принял мгновенное и бесповоротное решение: – Дорогая соседка, – сказал я, – я хочу откровенно признаться, что я легче представляю себе уродливое прошлое, чем вы, так как я сам – частица этого прошлого. Я вижу, что вы уже заподозрили нечто в таком роде. Надеюсь, что вы мне поверите, когда я открою вам все. Я ничего не утаю от вас.

Она немного помолчала, а затем сказала:

– Друг мой, вы поняли меня, и, если сказать вам правду, я последовала за вами из Раннимеда с целью задать вам несколько вопросов. Я и сама видела, что вы не из нашей среды, и это заинтересовало меня. Мне хотелось, чтобы вы чувствовали себя счастливым. Моя затея была сопряжена с немалым риском, – добавила она, покраснев, – я имею в виду Дика и Клару. Раз мы с вами стали такими близкими друзьями, я должна сказать вам, что даже у нас, где столько красивых женщин, мне невольно случалось – и не раз – сильно кружить головы мужчинам. Это одна из причин, почему я живу вдвоем с дедом в Раннимеде, но и это не помогает. Ведь Раннимед не пустыня; люди приезжают, находят меня еще более интересной в моем одиночестве и начинают сочинять обо мне в своем воображении всякие небылицы, как и вы, друг мой! Но довольно об этом!.. Сегодня вечером или завтра утром я попрошу вас сделать кое-что очень для меня приятное. Я думаю, это не огорчит и вас.

Я прервал ее, объявив с жаром, что сделаю для нее все на свете. Несмотря на прошедшие годы, оставившие глубокие следы в моей жизни, чувство возврата молодости не было у меня мимолетным. Да, несмотря ни на что, я был бесконечно счастлив в обществе этой обворожительной девушки и готовился к важному разговору с ней, придавая ему, может быть, даже большее значение, чем она сама.