Так погибла моя надежда. Наверное, я вздохнула или всхлипнула, потому что Герик резко повернул голову, словно впервые заметил меня. В его поведении не чувствовалось ни ненависти, ни надменности, лишь отстраненность. Но он не заговорил со мной и снова обернулся к лордам.

— Да, мы привели ее сюда, как вы и просили. Как видите, мы прекрасно позаботились о ней. Теперь она — ваша. Поступайте с ней, как пожелаете. — Злобное предвкушение Зиддари нависло над нами словно облако. — Подходящий подарок к вашему дню рождения.

— Ее следует отпустить.

— Что?

Это слово громыхнуло в устах всех троих лордов, так что у меня едва не раскололась голова. И хотя никто не смог бы прочитать едва заметное выражение на столь странных лицах, их потрясение и неверие сотрясли пол под моими ногами.

Голос Герика не изменился.

— Я решил стать одним из вас. Но прежде я требую возможности для этой женщины уйти невредимой. Она не имеет для вас значения.

— Какая слабость открылась нам…

— Кто вы такой, чтобы судить о ее важности для нас?

— А как же ваша клятва…

— …ваша месть…

— …клятва на крови, над телом вашей няньки, той, что была для вас настоящей матерью?

Вкрадчивый шепот, словно зловоние, расползся по залу. Зиддари фыркнул и показал на меня.

— Что же это за мать? Ей не следовало вас зачинать, зная, что единственным вашим наследством станут кол и костер.

Герик не дрогнул.

— Моя клятва была основана на лжи. Я не знаю, на правде ли основывалась моя присяга вам. Полагаю, нет. Но буду жить с тем выбором, который сделал, потому что не вижу другого выхода. Вы выполнили вашу часть сделки, и я выполню свою. Все, кроме этой единственной детали, случится так, как вы того желали.

— Как вы пришли к таким заключениям?

— Это вас не касается, лорд Парвен, — ответил Герик. — А теперь время не ждет. Теперь ваша очередь выбирать.

Он загнал их в угол, и знал это.

Улыбка медленно растянула бескровные губы Зиддари.

— О, брат и сестра мои, мы справились намного лучше, чем даже предполагали. Разве вы не согласны?

Он вскочил с трона и отвесил Герику низкий поклон.

— Продолжим же подготовку, мой умный и бесконечно очаровательный юный принц. Когда настанет время помазания, вы сможете передать госпожу Сериану тому из Наставников, кого выберете сами. Им будет обеспечен безопасный путь в Авонар после церемонии, и ей тоже. Этого достаточно? Мы даем вам слово лордов Зев'На, которое ни разу не нарушалось за тысячу лет.

Герик скрестил руки на груди и глубоко вздохнул.

— Это лучшее, что я могу сделать, — тихо сказал он мне, не глядя в мою сторону. — Я — тот, кто я есть. Этого не изменить.

Потом он повернулся ко мне спиной, опустил руки и поприветствовал Троих легким поклоном.

— Начнем же.

В зале стало холоднее, свет ламп померк настолько, что лишь прямо под ними на черном полу остались лежать тусклые круги. Казалось, Трое выросли, когда перевели свои взгляды на Герика.

— Вы не заговорите больше, пока мы не закончим, — велел Парвен. — Ничто не должно помешать приготовлениям. Вы согласны?

Герик кивнул. Он не выказывал страха. Нотоль двинулась к середине помоста, держа хрустальный флакон и бокал.

— Ты пришел к нам, постившись? — спросила она.

— Он не ел и не пил уже сутки, — ответил Зиддари у нее из-за спины. — Я убедился в этом.

Старуха кивнула и наполнила бокал жидкостью темно-красного, почти черного цвета.

— Вот напиток, которого ни одно смертное создание не может испить, не изменившись. Осуши его до капли, и с этой ночи тебе не потребуется пропитания, кроме того, что будет вскармливать твою силу.

Она протянула Герику бокал, клубящийся красноватым паром.

— Не пей! — закричала я. — Ты не такой, как они! Но Герик не слушал и не слышал меня. Он взял бокал, поднял, приветствуя каждого из лордов, и поднес к губам. Первый глоток заставил его содрогнуться, но дальше он уже не колебался. Медленно, неумолимо он осушил кубок, с усилием проглотив последние капли, прежде чем глубоко вздохнуть, явно превозмогая тошноту.

Нотоль забрала кубок из его дрожащей руки.

— Крепкая выдержка, не правда ли? Вы чувствуете его в каждой косточке, в каждой жилке, каждом волоске? Ваше тело отторгает его, потому что это питье не для смертных. Но вы научились приказывать себе и позволите ему завершить работу, очищая, преобразовывая, делая ваше тело иным, чем оно было когда-либо.

Нотоль вернулась на трон, а Парвен занял ее место на помосте.

— Когда вы впервые прибыли к нам, юный принц, вы предложили нам свой меч. Мы не приняли его тогда у вас, потому что он не был подтвержден доблестью, не был достоин нас. Но больше вам нет нужды в подобных ничтожных орудиях. Теперь мы требуем от вас клятвы в том, что вы не поднимете против нас, ваших братьев и сестры, руки. Желаете ли вы отказаться от этого символа своей прошлой жизни и поклясться в этом безоговорочно?

Герик обнажил меч и воздел его высоко, пока тот не блеснул в слабом свете, сияя и переливаясь. Затем выпрямил спину и преклонил колено перед Парвеном, протягивая меч на раскрытых ладонях.

— И вы приносите этот обет по собственной воле? Герик кивнул.

— Да будет так, — заключил Парвен. Аметистовый луч упал на меч с его золотой маски.

Стальное лезвие начало сиять, все более и более ярким пурпуром, пока не утратило форму и не растеклось по рукам Герика. Тот не шевельнулся, пока расплавившийся меч не исчез, оставив после себя лишь зловоние горячего металла и сожженной плоти. Потом он поднялся, холодный и торжественный, напряженно вытянув руки вдоль тела.

Зиддари выступил вперед, заменив рослого лорда, и взглянул на Герика сверху вниз рубиновыми глазами.

— Вы познаете цену вашей силы, юный принц. Она не так уж высока. По крайней мере, не для той жизни, для которой вы рождены. Вы уже не тот сопливый ребенок, которого я встретил совсем в другом месте. Вы познали кровь и боль так, как никогда не узнал бы он. Вы познали силу, которой он никогда не смог бы коснуться, и все то, что делало его слабым, укрепило вас. Настало время проститься с этим ребенком. Вы согласны?

Герик закрыл глаза и склонил голову, и Зиддари положил руки на его сияющие рыжие волосы.

— Итак, я забираю у вас имя, данное вам в этот день двенадцать лет назад, и оковы, которыми оно связало вашу свободу. Отныне не остановит вас его приказ, и, произнесенное, оно ничуть не затронет вас. Отныне это горькое наследие не будет порабощать вас, а станет казаться историей о ком-то другом, оставленном далеко позади и недостойном даже лизать ваши сапоги. Сила и мудрость, взращенные в вас, и страдания, закалившие вас, — вот все, что останется вам от него. Отныне вы — Диете, Разрушитель, четвертый лорд Зев'На.