И депутат Делоне, солидный сорокалетний мужчина, оказался достаточно прозорливым, чтобы разглядеть перспективы, которые открывало перед ним его положение. Если его и мучили сомнения, вправе ли народный представитель воспользоваться ими, то страсть к Декуан быстро заглушила угрызения совести. Но, чтобы делать деньги на операциях, возможность которых он углядел, требовался начальный капитал, а у Делоне не было ничего. Поэтому он разыскал своего земляка Бенуа и попросил его о необходимой финансовой помощи.

Бенуа такое партнерство не привлекало. Но он сообразил, что Делоне, возможно, отвечает неким требованиям барона, о которых тот как-то осторожно намекнул банкиру.

– Я знаком с одним человеком, – сказал он Делоне, – который располагает значительными средствами. Он всегда проявлял интерес именно к такого рода сделкам. Думаю, вы с ним окажете друг другу услугу. Приходите ко мне пообедать на следующей неделе, я вас познакомлю.

Делоне с готовностью принял приглашение, и когда де Бац и Андре-Луи вошли в богато обставленную гостиную банкира, они обнаружили, что депутат уже дожидается их.

Одного взгляда на Делоне было достаточно, чтобы понять: этот человек обладает огромной физической силой и энергией. Ростом немного выше среднего, он был необъятно широк в плечах и вообще отличался массивным телосложением. При всем том черты его лица были довольно тонкими, а рот настолько маленьким, что гладкое круглое лицо со здоровым румянцем казалось почти детским, несмотря на седину в густых напудренных волосах. Но проницательность внимательных голубых глаз и высокий могучий лоб исключали всякую мысль о его инфантильности.

Банкир, невысокий, цветущий, склонный к полноте крепыш, весь – от макушки напудренной головы до пряжек на туфлях – воплощение опрятности, весело повел гостей к столу.

Ничто не свидетельствовало здесь о скудости запасов продовольствия, которая начала вызывать тревогу в Париже. За тушенной в красном вине форелью последовал сочный гусь по-анжуйски с трюфелями из Перигора в сопровождении выдержанного, пропитанного солнцем бордо. Ему и воздал должное Делоне, намекнув на утренние события:

– Можно почти все простить парням из Жиронды ради винограда, который они выращивают. – Он поднял бокал к свету, с нежностью посмотрел на багрово-красную жидкость и вздохнул. – Бедолаги!

Барон удивленно приподнял брови. Он знал, что Делоне считается стойким приверженцем Горы.

– Вы их жалеете?

– Можно позволить себе роскошь пожалеть тех, кто больше не способен навредить или помешать нам. – Голос представителя звучал мягко, но, как и весь его облик, наводил на мысль о недюжинной скрытой силе. – Сострадание в наши времена – удовольствие, особенно когда оно сопровождается чувством облегчения. Теперь, когда жирондисты повержены, я могу пожалеть их, прекрасно сознавая, что это гораздо лучше, чем если бы они жалели нас.

Обед подошел к концу, бордо сменил арманьяк, и только тогда банкир перешел к делу. Он взял на себя роль адвоката своего земляка.

– Я уже рассказал гражданину депутату о том, что вы, дорогой де Бац, видный делец и, в частности, заинтересованы в покупке крупных поместий, конфискованных у эмигрантов, с тем чтобы разбить эти земли на участки и продавать порознь. Мне нет нужды говорить вам, что гражданин Делоне мог бы оказать вам существенную помощь в этом предприятии, предоставив сведения, которыми он располагает благодаря своему положению депутата.

– О нет, нет! Тут я вынужден вас поправить! – воскликнул Делоне со всем пылом добродетели. – Такая формулировка может легко ввести вас в заблуждение. Я не хочу сказать… Я не думаю, что использование знаний, которые дает мне положение в правительстве, можно расценить как злоупотребление доверием. В конце концов, это распространенная практика, не только во Франции, но и повсюду. Но я предлагаю вам знания иного рода. Наш мир пропитан злобой, и поступки человека, особенно человека государственного, легко могут быть неверно поняты или истолкованы. Сведения, о которых я говорю, касаются исключительно ценности земель. Я вырос в деревне, и земля всю жизнь была предметом моего особого внимания. Эти знания я и готов предложить вам, гражданин де Бац. Вы меня понимаете?

– О, вполне, – заверил его барон. – Вполне. Не стоит вдаваться в дальнейшие объяснения. А что касается предлагаемых вами знаний, знаний, несомненно, исключительных, то я в них не нуждаюсь. Видите ли, я и сам неплохо разбираюсь в этом вопросе; в противном случае мне никогда не пришло бы в голову взяться за подобные операции. Мне, безусловно, жаль, что та область, где наше сотрудничество могло бы представлять для меня интерес, закрыта для вас по соображениям, которые я не вправе критиковать.

– Вы хотите сказать, что считаете мои опасения безосновательными? – осторожно спросил Делоне, словно хотел, чтобы его убедили, что это именно так.

Но де Бац не собирался его ни в чем убеждать. Его ответ прозвучал крайне безучастно:

– Не понимаю, кто пострадал бы, воспользуйся я сведениями, которые вы можете мне предоставить. А с моей точки зрения, там, где нет пострадавшей стороны, не может быть и угрызений совести. Но человеческая совесть – такой тонкий, чуткий предмет! Я далек от того, чтобы спорить с чувствами, которые, безусловно, заслуживают уважения.

Делоне впал в мрачную задумчивость.

– Знаете, – произнес он наконец, – вы высказали точку зрения, которая никогда не приходила мне на ум.

– Охотно верю, – ответил барон тоном человека, который считает тему скучной и желает поскорее ее оставить.

И они ее оставили бы, если бы Андре-Луи не счел, что ему пришло время вмешаться.

– Гражданин депутат, возможно, я помогу вам принять решение, сообщив, что эти операции на деле выгодны государству. Таким образом оно получит готового покупателя на поместья, которые стремится ликвидировать.

– Ах да! – Теперь Делоне выказывал столько же рвения, сколько раньше неохоты. – Это верно, очень верно. Такой аспект дела я прежде не рассматривал.

Бенуа незаметно подмигнул барону.

– Позвольте мне все обдумать, гражданин де Бац, и, возможно, впоследствии мы обсудим этот вопрос еще раз.

Барон остался невозмутим.

– Как вам будет угодно, – сказал он совершенно безразличным тоном, который кого угодно мог довести до исступления.

Когда друзья в тот вечер возвращались домой на улицу Менар, Андре-Луи пребывал в превосходном расположении духа.

– Эта рыбка клюнет, – заверил он барона. – Можете подсечь ее когда угодно, Жан.

– Я понимаю. Но он, в конечном счете, мелкая сошка, Андре. Я метил в кого-нибудь покрупнее.

– Не все сразу, Жан. Нетерпение к добру не приводит. Согласен, Делоне мелкая рыбешка. Но он послужит нам наживкой для добычи покрупнее. Не пренебрегайте им. Если воспользоваться другой метафорой, считайте его первой ступенькой лестницы, по которой мы доберемся до вершины Горы. Или, если угодно, первой овцой, которая покажет нам брешь в стене.