Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он всерьез задумался, а она, увидев его лицо при этом, не смогла сдержать улыбки: глаза скошены, губы сомкнуты, между бровями вертикальная складка. Он напомнил ей Ларри, но был смешнее.
– Спред в индексах – это признак того, что рынки немного перепуганы, – произнес он. – И они все уже упали, значит, сейчас не лучшее время, чтобы хорошо на этом заработать. С другой стороны, ситуация очень шаткая.
– Значит, может получиться.
– Не знаю. То есть вообще я, конечно, думаю, получиться может в любой момент, если к платежному дефолту присоединится достаточно людей.
– Давай называть это забастовкой.
Он пожал плечами:
– Да хоть Святым годом!
Она рассмеялась и сделала добрый глоток вина.
– Поверить не могу, что ты можешь меня рассмешить после такого-то денька, – призналась она.
– Это все дешевое пойло, – заметил он.
– Точно. Так что, думаешь, сработает?
– Да не знаю, вот и все. Мне кажется, если это произойдет сейчас, то люди могут запутаться. Если они объявят дефолт, то могут потерять все страховки, которые были им положены после бури. Поэтому насчет подходящего времени не уверен. Понимаешь, ты хочешь сразу после стихийного бедствия устроить всей финансовой системе сердечный приступ. Не знаю, это слегка нелогично. Я имею в виду, кто оплатит страховку за восстановление?
– Правительство, наверное. Обычно они платят. Но давай об этом будем думать потом.
Он посмотрел на нее с подчеркнутым изумлением. Будто она была каким-то чудом.
– Ну тогда ладно! Рискнем! Ты подготовила своего Федэкса?
– Федэкса?
– Ну своего бывшего, который управляет Федрезервом. Как по мне, ты просто должна была прозвать его Федэксом, да?
– Да, мне нравится. – Она кивнула. – Я зарядила его как могла.
– А твой Союз домовладельцев?
– Он достаточно большой, чтобы мы могли использовать его как авангард для массовых действий. А те, кто пожелает получить какую-либо защиту, могут вступить к нам, как только объявят дефолт.
– Такую защиту многие пожелают. Если куда-то вступать, то это уже выражение политической позиции.
– Нам нужно всего пятнадцать процентов населения, верно?
– Это в теории. Но чем больше, тем лучше.
– Хорошо, может, и будет больше.
Он призадумался, все еще ошеломленно глядя на нее.
– Ладно, мы уже прилично зашортили. Если ты это сделаешь и все получится, то максимальную прибыль мы не получим, но все равно заработаем немало.
– А если не получится?
– Думаю, вероятнее, что получится даже в большей степени, чем надо.
– О чем это ты?
– Что может упасть вся система. А если это случится, то кто будет оплачивать мои свопы?
– Ну до этого вряд ли дойдет.
– Узнаем.
Шарлотт глянула на него, пытаясь понять, серьезно ли он это говорит. Кто знает? Он любил рисковать. Вот и здесь был риск, крупный риск, политический. Так что он был по большей части этим доволен. Его озабоченность была искусственной, по крайней мере ей так казалось. Суть хеджирования заключалась в том, чтобы делать ставки на волатильность. А значит, ему нравилось.
– Правительство будет их спасать, – сказала она. – Спекулянты слишком велики, чтобы обанкротиться, и слишком связаны между собой. Поэтому людей, которые сегодня ночуют в парке, поимеют, каким бы ни был расклад.
Он кивнул.
– То есть ты говоришь, что нам в любом случае заплатят.
– Либо не заплатят, несмотря ни на что. Если мы сами не изменим ситуацию.
Он вздохнул:
– Не знаю, почему я вообще взялся тебе помогать. Ты такая революционерка.
– Так вот что мы замышляем?
– Да! – Он пристально смотрел на нее. А через несколько мгновений его губы растянулись в ухмылке. Потом он вообще разразился смехом.
– Что? – с вызовом спросила она.
– Я просто только что понял, что это означает революцию. Это максимальная волатильность без хеджирования. Еще и с инсайдерской торговлей! Потому что, раз мне известно, что ты собираешься устроить людям дефолт, я могу скупить до задницы пут-опционов, пока ИМС не рухнул! А это абсолютно противозаконно! Вот теперь я понимаю, почему революция незаконна.
– Не думаю, что это самое незаконное, что в ней есть, – заметила Шарлотт.
– Да шучу я.
– В общем, действуем, а потом посмотрим, что будет.
– Ну, я все еще считаю, что тебе стоит подождать и подготовиться лучше. Возможно, пока вся шумиха с бурей не утихнет, тогда не будет сумбура с невыплатами. Я имею в виду, если ты хочешь, чтобы это выглядело так, будто люди сами сделали такой выбор, чтобы было понятно, что это их осознанная забастовка.
– Хм-м, – проговорила Шарлотт. – А это верно.
– Тебе же нужно больше времени на подготовку, правильно? Так что пока, может быть, стоит просто наслаждаться мыслью о грядущем. – Он поднял свой бокал, уже почти пустой, она подняла свой, и они снова чокнулись. – За революцию!
– За революцию.
И оба осушили бокалы.
Он снова ухмыльнулся:
– В рамках этой подготовки было бы здорово, если бы ты приняла этот план и баллотировалась в конгресс.
– Я уже.
– Да ну!
– Ага.
– Что ж, прекрасно. Черт, нам нужно еще вина, чтобы за это выпить. Наверное, здесь как по правилу «разбил – покупай». Сломала систему – сама будешь строить новую. А мы все на этом настоим.
– Черт побери, – выругалась Шарлотт. – Сходи принеси еще вина.
Она снова его рассмешила. Он смеялся.
А она, хоть и вымотанная до предела, все же радовалась, что могла заставить его смеяться. Его, этого пронырливого мальца.
Начиная с 1952 года служба безопасности «Мейсис»[128] каждый вечер, в час закрытия, выпускала в универмаге дюжину доберман-пинчеров, чтобы те обнаруживали воров. Об этой процедуре было широко известно, и собаки так никогда никого и не поймали.
Гнев служил в Нью-Йорке истинным духом времени. Его испытывали все.
Остров Манхэттен, со всех сторон окруженный глубокими реками, представляется почти идеальным местом для великой революции.