Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вы с ними не сотрудничаете? – спросил Травкин.
Рыдник поперхнулся воздухом.
– Договор на оборудование завода системой охраны периметра Суриков подписал с фирмой «Кондор». Ответьте прямо – это ваша фирма?
– Кто это тебе сказал?
– Допустим, Руслан.
– Что?!
– Руслан Касаев. Ваш деловой партнер.
Начальник штаба торжествующе улыбнулся.
– Я правильно понял, Никита, – спросил он, – что ты встречался с одним из лидеров террористов, и ты не поставил штаб в известность?
– Я встречался с барыгой, бизнес которого вы решили отобрать. И сделали из барыги бандита.
– Я слушаю, Никита. Продолжай.
– Я был в Челоково, – сказал Травкин, – там, где тренировались чеченцы. Это хорошо оборудованная база, Савелий Михайлович. Я не могу себе представить, чтобы ваше ведомство не знало о существовании этой базы.
– Это тебе тоже Руслан сказал? Человек, который привел Халида на завод? Ты в Чечне давно не был? Ты забыл любимую тему чехов? Ты забыл, как они отвечают на любой вопрос о взрыве? «ФСБ». «Кто взорвал фугас?» – «ФСБ». – «Кто вырезал блокпост?» – «ФСБ». Они так отвечают любому западному корреспонденту, а потом в своем кругу они поют песни на чеченском о ловких парнях, взорвавших фугас и вырезавших блокпост. Их послушать, так только русские ставят в Чечне фугасы! А чечены совсем святой народ! Да ты…
– Чеченов всех мало передушить, но Руслана крышевали вы.
Рыдник побелел. И тут раздался глубокий баритон губернатора Озерова.
– Вы меня изумляете, Никита Никифорович! Мы здесь все вместе делаем одно и то же дело, мы боремся с террористами. И вот в самый ответственный миг человек, который не участвовал в столь трагически закончившейся операции, который покинул своих братьев по оружию, отсиделся в стороне…
– Я отсиделся? – оторопел Травкин.
– Вы же сами сказали, что поехали в Челоково! Вы, опытнейший офицер, забрали своих людей в ответственнейший момент штурма. Я, конечно, не военный, но мне кажется, что если бы не вы, все прошло бы успешно…
– А что вы хотите? – сказал Рыдник, – полковник Травкин, по сути, давно стал бандитом. Его люди делили порт. Его люди застрелили вора в законе Ваньку Нахабина. Его люди прибирают сейчас к рукам бизнес Есаула, и ФСБ мешает ему переделить Кесарев. И вот теперь он воспользовался моментом, чтобы побороться против ФСБ. Ты переоцениваешь свои силы, Никита…
Командир «Дельфинов» обвел окружающих тяжелым, ничего не выражающим взглядом.
– Я, кажется, понимаю Хасаева, – сказал полковник, повернулся и вышел вон.
* * *
Майора Яковенко вызвали к Рыднику спустя сорок минут.
Генерал, усталый, грузный, в пропотевшем камуфляже, сидел на столе и ничего не выражающим взглядом смотрел на план завода. Стол был застелен им, как покойник белым саваном, и на этом саване ярко выделялись два красных круга: обведенные фломастером здание ТЭЦ и факельная установка.
Майор остановился в дверях, и Рыдник поднял голову. Глаза цвета корицы глядели куда-то сквозь Яковенко.
– Ты был в Челоково вместе с Травкиным, – с непонятной интонацией сказал начальник штаба.
– Да.
– Ты ездил с ним на встречу с Русланом.
– Так точно.
– И что ты думаешь?
– Вообще-то меня уволили.
– Я спрашиваю, что ты думаешь?
– Я думаю, что Хасаев вас использует, товарищ генерал, – спокойно сказал Яковенко.
Рыдник помолчал.
– Это неправда. Кесарев… Кесарев – это большой гадюшник. Травкин меня не любит. Травкин замешан во многих убийствах, и я об этом знаю. И только тот факт, что я об этом знаю, помешал командиру спецназа ГРУ подмять под себя пол-Кесарева. «Кондор» никакая не моя фирма, и Никите это известно лучше других. Руслан предложил ему свой собственный бизнес – ты думаешь, в обмен на спасение этой девчонки? Вздор. Руслан знает, что Никита сначала все у нее заберет, а потом и пристрелит. Руслан посулил Никите собственный бизнес в обмен на драку в наших рядах. А сам… сам поменял доходы от казино и китайской контрабанды на двести миллионов долларов в западных банках, напополам с братцем. Вот что он сделал, Саня…
Рыдник помолчал. На усталом лице вздулись желваки.
– Это гнусно, – сказал он, – это гнусно, что страна дошла до того, что в момент, когда город стоит на краю пропасти, командир спецназа ГРУ затевает разборку, чтобы прибрать себе под крышу бизнес чеченца, пойманного на пособничестве террористам.
Рыдник спрыгнул со стола. Теперь он стоял близко-близко, и Яковенко видел пятна пота на камуфляжной рубашке отчетливо, словно в оптическом прицеле.
– Мои люди шли по следу Халида, – сказал генерал, – они опоздали буквально на несколько часов. Собственно, я думаю, что он ускорил акцию потому, что почуял: вот-вот спалится.
Яковенко молчал.
– Что скажешь?
– Скажу, что у Халида Хасаева есть сообщники. И они есть на самом верху.
Рыдник усмехнулся.
– Ну что же, по крайней мере откровенно. Откровенность за откровенность: сообщники есть. Мы же все понимаем, почему Халид предугадал время штурма. Потому что ему несложно было догадаться, что штурм начнется сразу после того, как Баров переведет деньги Плотникову.
Яковенко сглотнул.
– Халид перестарался, – сказал Рыдник, – Плотников так перепуган, что не в состоянии принимать решений. Решения здесь принимаю я, и так будет до конца операции. Требование Халида, как ты понимаешь, невыполнимо. Терентьев – придурок. За новый штурм отвечаешь ты. Победишь – получишь пост Терентьева. А проиграть мы не имеем права.
– Я уволен.
– Твое увольнение сгорело вместе с двадцатью тысячами кубометров пропана.
Яковенко помолчал.
– Мне нужны люди Травкина.
– У тебя карт-бланш. Свои отношения с Никитой я буду выяснять, когда мы победим.
* * *
Яковенко ушел, и генерал Рыдник сидел в кабинете еще минут пять, разглядывая схему завода и время от времени прикладываясь к бутылке. Пол-литра уже опустели, но никакого опьянения Рыдник не чувствовал.
Скрипнула дверь – в комнату втерся бочком старший оперуполномоченный Сережинский, который расследовал обстоятельства захвата складов в Бериково, и что-то тихо зашептал на ухо.
Рыдник помолчал, кивнул. Оперуполномоченный убежал.
Время подползало к шести утра, когда Савелий Рыдник взглянул на часы, встрепенулся и набрал домашний телефон Кости Покемона.
– Костя? Ты спишь или как?
Невидимый собеседник ответил в том смысле, что заснуть трудно. Уж больно поганая выдалась ночь.