О, Ремезов вовсе не зря провел сегодняшнее утро, не только договорившись с хозяином доходного дома, но и припомнив все то, что слышал от толмача Марко – а тот ведь серьезно учился медицине в университете славного города Болоньи. Марко частенько цитировал «Инструкции для врача», сочиненные в не менее славном городе Салерно, видать, опытным в медицинских делах человеком.

Первым делом инструкция советовал во всех подробностях расспросить насчет болезни хозяин слуг… что Павел – так уж вышло – решил оставить на потом. Зато дальше не отступал от указанного сочинения ни на шаг.

«Войдя в дом, врач не должен суетиться… приветствовать всех мягко и с достоинством…»

Так «Эннио Карасо» и действовал. Поклонился, приветствовал «мягко и достоинством», так же, не торопясь, уселся на поставленный в изголовье больного стул…

Та-ак… Что теперь? Ах, да – пульс.

Взяв руку ювелира за запястье, молодой человек прикрыл веки и принялся шевелить губами, после чего, кивнув, громко сказал «Хорошо» и, в полном соответствии с инструкцией, попросил принести мочу больного. Кою тут же осмотрел и даже понюхал с самым задумчивым видом. А потом, передав ночную вазу слуге, важно кивнул:

– Так я и знал. Делериум тременс! Белый, белый, совсем горячий…

Последнюю часть фразы Ремезов произнес по-русски, всеми своими действиями вызвав, как сказано в указании – «большое уважение и доверие».

Даже больной – и тот как-то приосанился, посматривая на нового врача с явным благорасположением духа.

– Я вижу, вы не такой шарлатан, как глупец Тинезильо, которому только лечить ослов!

– Задирайте рубашку, уважаемый, – усилил произведенный эффект «лекарь». – Простучим, послушаем… Так…

Не тратя времени даром, Павел тут же припал ухом к объемистому чреву больного, шепотом – но так, чтоб было слышно столпившимся вокруг домочадцам и слугам – припомнив имена всех известных на то время врачей – Гиппократа, Галена, Цельсия…

А потом перешел к другому важному пункту программы – «очень хорошо, если врач умеет рассказывать забавные истории»…

– Та-ак… откройте-ка пошире рот! Угу, угу… Вот, помнится, вышел у меня как-то в Стокгольме случай. Такой презабавный, я вам скажу, случай – пришел я как-то к больному, якобы при смерти, а он возьми да и окажись мертвецки пьян! А слуга-то его мне и шепчет: ты, мол, уважаемый, только не говори никому, что он пьяный, а так дело представь, будто и впрямь до смерти недалеко…

– И что ж вы, уважаемый, сделали? – с интересом переспросил ювелир.

– Да так, как и сказал слуга – велел поставить припарки…

– Ох-ох! Припарки!

– А потом – и пиявки! Противные, скользкие… Так-так, а вот повернитесь-ка ко мне левым ухом… Теперь – правым. Мигрень-то у вас давно, уважаемый?

– Да уж, можно и так сказать.

– Обычно при перемене погоды, верно? Когда, скажем, с ясного дня переходит на дождь или наоборот.

– Точно так! – синьор Стеццони аж подпрыгнул в постели. – Я гляжу, вы все в точности знаете.

– Такая профессия, – скромно улыбнулся Ремезов. – А вот еще был случай, про трех молодых дев… Рассказать?

– Да-да! – больной охотно закивал, заулыбался, – Рассказывайте, рассказывайте, синьор врач. Что там были за девы?

– Не очень-то благонравного поведения девы, прямо скажем – блудницы.

– Постойте-ка, любезнейший мой господин!

Усевшись в постели, ювелир строго посмотрел на домочадцев:

– А вы что это тут столпились, родные? Что, в доме заняться нечем? Ишь, уши развесили – слушают… А ну, пошли прочь! Все, все! И вы, дети, и ты, милая женушка. А я тут лечиться буду, это ведь ко мне господин лекарь пришел, а не к вам вовсе.

Что ж – распоряжение было вполне логичное. Действительно, и зачем им всем тут стоять?

– Так что с этими блудницами-то? – прогнав всех, оживился синьор Стеццони.

Павел спрятал улыбку:

– Сейчас расскажу…

Молодой человек во всех – даже самых пикантных – подробностях, не забывая время от времени щупать пульс, пересказал вновь воспрянувшему к жизни ювелиру все, какие помнил, анекдоты, напечатанные в журнале «Плейбой», который иногда покупал, ничуть не стесняясь чужого мнения. А чего стесняться-то? Любви к красивым женщинам?

Ой, а что стало с больным! К третьему анекдоту он уже хохотал во весь голос, а к десятому забегал вокруг кровати, прихлопывая себя по ляжкам.

– Ох-хо! Ха-ха-ха! Да неужто – так?!!!

Сказать по правде, «Плейбой»-то Ремезов – старший научный сотрудник и солидный человек – покупал время от времени, а почти все всплывшие словно бы сами собой анекдоты были оттуда… из Франции, из Парижа, от студента Марселя с квартирой на площади Данфер Рошро.

– Вы, господин Стеццони, на улице часто бываете?

– Я? Ох-хо… А что мне там, на улице, делать-то? Я что – нищий, на паперти у церкви стоять, или мелкий торговец с рынка?

– Так-так… Значит, гуляете мало… Пропишу-ка я вам молитвы Святой Деве!

– Хорошо, – отсмеявшись, кивнул больной. – Молитвы так молитвы. Все лучше, чем пиявки или глотать какие-то жуткие снадобья.

– Снадобья тоже пропишу, не переживайте – яблочные выжимки со свежим оливковым маслом смешать – принимать каждый день по четыре раза.

– Понял.

– Но это не главное, главное все же – молитвы. Где вы обычно молитесь, синьор Стеццони?

– Обычно здесь, дома, – ювелир растерянно моргнул. – Или вот еще по праздникам в соседнюю церковь хожу.

– Теперь каждый день ходить будете… Храм Святой Марии ин Трастевере знаете?

– Где-где?!!

– На Трастевере, за Тибром.

– Да это ж у дьявола в аду… Ой! Извините, господин лекарь.

– Ничего, ничего. В вашем запущенном случае – обязательно нужно молиться именно там.

Вздохнув, тучный ювелир махнул рукой и неожиданно улыбнулся:

– Ах, синьор Эннио, какой же вы славный врач! Вот вроде бы только что пришли, еще и лечить не начали, а я уже чувствую себя куда лучше, чем раньше.

– Ничего, ничего, – важно покивал Ремезов. – Вот, еще в церковь на Трастевере походите, помолитесь там… Увидите – вам и совсем полегчает.

– Вашими молитвами, дражайший господин врач!

– Нет, все-таки – вашими, уважаемый синьор ювелир. Да! Чуть не забыл – пиявки вам тоже бы неплохо поставить. Обратитесь к цирюльнику – но не увлекайтесь. Пару дней по одному разу – не больше.

Благодарный ювелир осыпал своего нового лекаря серебряным дождем на сумму в полфунта – среди мелких серебряных монеток попадались и крупные – венецианские дукаты, чего оказалось более чем достаточно для того, чтобы заплатить домовладельцу – вперед на пять дней – и еще кое-что приобрести, очень даже необходимое для скорейшей смены имиджа.