— Непонятно, но красиво.

— Ладно, это преамбула, ее пора заканчивать. Тебе надо много узнать, но так, чтоб не знать ничего.

— Еще лучше…

— Ничего не поделаешь, так надо. После того что вы натворили в «Котловине», выбор зависит не от тебя.

— А от кого?

— От тех, кто меня прислал. Я не говорю, что ты должен им подчиняться, я констатирую, что ты будешь им подчиняться, хочешь ты этого или не хочешь. У тебя даже не будет выбора между жизнью и смертью. Ты не сможешь умереть, как бы тебе этого не хотелось, без санкции тех, кого будешь называть хозяевами.

— Стало быть, я теперь раб?

— Все люди — рабы. Одни — добровольно, другие — по принуждению. Добровольное рабство приятнее. Если ты почувствуешь себя рабом-добровольцем, то будешь более счастлив. Все верующие считают себя рабами Божьими и от этого не страдают. Они верят в то, что сами для себя придумали, понятия не имея о том, что есть на самом деле. А ты будешь верить, когда прикажут. И не верить тоже по приказу. И даже тогда, когда ты не будешь ощущать приказа, ты будешь действовать по приказу.

— И на фига это нужно?

— А это тебе никто объяснять не будет. Представь себе, что ты просто маленькая компьютерная программа. Она включается, если клавиши нажаты в определенной последовательности. И не включается, если клавиши не нажаты или нажаты неправильно. Конечно, ты сложнее, ты сможешь думать, ты будешь ощущать внутреннюю борьбу, но все равно подчинишься команде. Теперь перехожу к изложению ситуации. Ибо ты вернешься отсюда не совсем туда, откуда уходил. Хозяева могли бы стереть твою память или внести в нее нужные коррективы, но это не входит в их планы. Ты будешь помнить все целиком, от и до. Тебе никто не запретит рассказать об этом где угодно и кому угодно, потому что ни один факт твоего рассказа не подтвердится. Тебя сочтут либо талантливым фантастом, либо психом, если ты будешь настаивать, что все это не БСК, а суровая реальность.

— Вы меня что, в параллельное время перетащите? — Эта догадка пришла сама по себе. — Как Майкла Атвуда и Тину?

— Понимай как хочешь. Тебе будет позволено самому оценивать свое положение, строить свои догадки и версии. Ты будешь знать все и не знать ничего. Ты вернешься в октябрь 1996-го и проживешь эти несколько месяцев заново. Так, как надо хозяевам. Говорят, это несложно. Ты будешь помнить о том, что уже прожил однажды этот период времени, а те, кто будет тебя окружать, — нет». Это будет очень занятно. Порадуешься даже, может быть, что кое-кого из тех, кого вроде бы потерял, живым встретишь. В общем, вернешься на исходную.

— То есть я снова попадусь «залетным»? А потом от них сбегу, спрячусь на даче у Родиона, зацапаю документы «Пихты»?

— Там увидишь, что будет. Прощай! Оставляю тебе волка. Если очень нужно будет, скажи: «Белый, фас!»

Вася плавно перешел в какое-то облакообразное состояние и медленно растворился в окружающей среде. Волк тоже трансформировался во что-то бесплотное, похожее на струйку сигаретного дыма, и втянулся ко мне в ноздри. Закрутилась знакомая по прежним снам золотистая спираль, сворачивая в ничто интерьер «концертной церкви». Вспышка!

— Дима! Проснись! — Эти слова сопровождались легкой оплеухой по щеке, а может, и не одной. Вика (или Таня-Лена), растрепанная, в поплывшем от слез макияже, трясла меня за плечи.

— А? — Я хлопал глазами, вертел головой, отлично помня и БСК, и предшествовавшую вроде бы явь, но с превеликим трудом врубаясь в окружающую обстановку.

— Мы прилетели, — шмыгнула носом Вика. — Москва. Мне очень хотелось спросить, откуда мы прилетели, но память торопливо просыпалась, подсказывая, что я в самолете, на котором нас отправлял из Эмиратов великий и мудрый шейх Абу Рустем. То есть Кубик-Рубик. И, соответственно, из января 1997-го я вернулся на три с лишним месяца назад, в октябрь 1996-го. На исходную. Все, как объяснял мне Вася. Который, кстати, должно быть, еще жив?! А что, я тогда тоже заснул и меня будили после посадки?

Нет, в прошлый раз я не засыпал в самолете. Мне тогда было не до этого. Я хорошо помню, что Ленка-Танька, силясь спасти Васю, задергала меня работой на подхвате. И я здорово устал. Но спать мне не дали — это точно.

— Вставай, вставай, — утирая глаза, пробормотала Вика. — Дома отоспишься.

— С Лопухиным что-то? — спросил я, помня, что тогда он умер не в самолете, до ЦТМО его довезли живым.

— Да, — вздохнула она тоскливо, — ничего я не смогла…

— Есть такие случаи, когда медицина бессильна, — сказал смуглый гражданин из-за спины Ленки. Его я тоже вспомнил: это был бывший «лумумбовец», личный лекарь Абу Рустема, доктор Сулейман.

Да, если эти самые «хозяева» смогли переиграть все так, как им требовалось, то мне не грозила опасность умереть со скуки, по новой проживая одни и те же дни и загодя зная, что с кем будет.

Я оглядывал себя, Вику, Сулеймана и узнавал одежду, которая была на нас тогда, в октябре. И когда выходил из самолета то ни за что не спутал бы осень с зимой, да и Москву с Сибирью тоже. Нет, все было в натуре, и многие детали, подсознательно бросившиеся в глаза тогда и за три месяца полустершиеся из памяти, вспоминались и подтверждали: да, это октябрь 1996-го!

Странно, но некоторое время меня еще донимали непрошеные мысли обо всем, что я пережил в том прошлом, которое теперь стало будущим. Там осталось много непонятного, загадочного, недоговоренного. Я так и не узнал, куда делась Лусия Рохас, чьи следы оборвались на прогалине, будто она, оттолкнувшись от снега, воспарила в небеса. Может быть, студневидная «дверь» вывела ее совсем в иной мир? Но здесь-то, по идее, она должна существовать? Кто застрелил Сурена, откуда рядом с ним взялся листок из школьной тетрадки Анатолия Кислова? Нашел ли кто-нибудь жестяную коробку в просмоленном мешочке, и почему группа «Пихта» не повезла ее к своему высшему начальству? А что там, в том варианте этого самого «прошлого-будущего», сталось с Чудом-юдом и Сарториусом? Или там вообще ВСЕ прекратилось? Может, после того моего выстрела по «ежу» произошла какая-нибудь космическая катастрофа? С ума сойти! Нет, ежели об этом начать трепаться, то точно отправят в дурдом! Даже Чудо-юдо, возможно, подумает, будто он довел родного сынка до ручки своими экспериментами. И ничего никому не докажешь. Особенно в нашем родном государстве, где и более реальные факты объявляют враньем, а очевидное вранье умудряются переделывать в истину.

Пребывая в этих размышлениях, я наверняка выглядел если не полным идиотом, то каким-то сомнамбулическим типом. Хотя и прошел контроль, даже паспорт сам предъявил.

О том, что все будет совсем не так, как в «первом варианте», можно было догадаться уже по тому, что, согласно «новому сценарию», Вася умер на несколько часов раньше. Но я тут же понял, что, вероятнее всего, так и планировалось неведомыми хозяевами. Потому что уже это обстоятельство внесло серьезные изменения в течение последующих событий. Тех, которые должны были произойти согласно «первому варианту».