портрет Мэйбл Эплгарт. У нас он не публиковался, не помещали его и в книгах, изданных за рубежом. Мои попытки найти фотографии прототипа героини «Мартина Идена» в библиотеках и архивах США тоже оказались безуспешными. Желание посмотреть на реальную Руфь Морз вполне естественно. Уж очень заманчиво проверить представление, составленное по роману и по отрывочным сведениям биографов.

Мне удалось обнаружить несколько новых фотографий. Читатель найдет их на страницах этой книги. Разыскал я некоторые неизвестные снимки Лондона, его дочерей. Но фотографии Мэйбл нигде не было.

Уже по возвращении из США в письме к дочери писателя Джоан Лондон я рассказал о своих безуспешных поисках. Джоан ответила, что у них дома была одна фотография Мэйбл, но она куда-то затерялась. По предположению Джоан, ее не возвратил один из биографов Лондона. Но некоторое время спустя пришло радостное известие от Джоан, — фотография найдена, и как только будет сделана копия, она немедленно вышлет ее мне.

«Вот она, эта фотография, — писала Джоан в пришедшем следом письме, — на которой изображена моя мать, Мэйбл Эплгарт и мой отец в саду дома Эплгартов в Колледж-парке, вероятно, в 1899 году. Колледж-парк теперь, конечно, стал частью сегодняшнего Сан-Косе. Вы, разумеется, помните Сан-Хосе — город на южной оконечности залива Святого Франциска, неподалеку от Стэнфордского университета. А тогда там находился маленький колледж, отсюда его название».

Я с нетерпением разорвал пакетик с фотографией. Так вот она какая — Мэйбл! Девушка с нежной кожей, белокурой копной волос, утонченная поклонница прекрасного. С фотографии, немного прищурив глаза, на меня смотрела вполне обычная девушка. Она как будто хотела улыбнуться, но не успела, только обнажила свои ровные, пожалуй, несколько крупноватые зубы. Завитки светлых волос над большим лбом. Она, несомненно, мила и женственна. Но не скажешь, что это глубокая, сильно чувствующая натура. Фотография сделана как раз в то время, когда все шло к разрыву между Мэйбл и Джеком, а кажется, что Мэйбл не коснулись никакие переживания.

Губы Джека тронула скептическая улыбка разочарования. Он мнет в руках травинку. Набок сбился специально для поездки в Сан-Хосе повязанный галстук. Велосипедная куртка (он приезжал к Мэйбл на велосипеде), в гетры заправлены бумажные брюки. Это еще не писатель Джек Лондон, а оклендский парень, но уже позади бродяжничество по Америке, котиковый промысел у берегов Сибири и Клондайк. Он очень много пишет, ищет свой стиль и свою тему, но его почти не публикуют. Жить трудно, но он верит, что станет писателем, настоящим писателем: у него есть, что сказать миру.

У Бесс открытое лицо, скромно убранные волосы, строгая кофта и юбка, устремленный вдаль взгляд. У нее недавно погиб жених. Правой рукой она задумчиво перебирает шерсть собаки, удобно устроившейся возле ее ног и ног Джека. Около Мэйбл тоже пес. На его спине лежит ее рука.

Вот фотография, обнаруженная мною в библиотеке Калифорнийского университета. Джек Лондон восемь лет спустя в своем кабинете в Окленде с Чармейн — второй женой. Лондон знаменит. Уже написаны четыре сборника северных рассказов, «Люди бездны», «Морской волк», «Белый Клык» и «Железная пята». Он автор шестнадцати книг. Совсем недавно на всю страну прогремели его речи в защиту русской революции. Лондона знают не только в Америке, но и в Англии, его рассказы и повесть «Зов предков» переведены на русский язык.

1907 год — год расцвета. Скоро Лондон начнет свой лучший роман «Мартин Иден», в котором запечатлит себя и Мэйбл. В его взгляде уверенность. Рука спокойно держит лист бумаги. Сейчас он закурит сигарету и примется диктовать. Быть может, это будет ответ на письмо какого-нибудь социалиста из Аризоны, а возможно, новый рассказ для сборника «Дорога», который он посвятил дням бродяжничества по США.

Чармейн смотрит влюбленно. Верная подруга, отвоевавшая Джека у Бесси. Ее левая рука на клавишах, но машинка забыта. Все ее внимание отдано Джеку. Он всю жизнь мечтал о жене — подруге, готовой разделить его порывы, пойти с ним в поисках новых дорог. Чармейн тоже социалистка, как и он. Она великолепно ездит верхом, играет на пианино. Она пойдет за ним на край света. Скоро он действительно уплывет вместе с ней на яхте «Снарк».

Бесси слишком была близка к земле, к оседлой жизни, а Чармейн! Чармейн — это вольная дочь природы, презирающая условности, которые он так ненавидел в Мэйбл. Она почти его идеал. Почему почти? Потому что идеал найти невозможно. У Чармейн много достоинств в сравнении с Мэйбл и Бесси, но ей, пожалуй, не хватает остроты ума и восторженной романтичности, преданности великой цели, какая у Анны Струнской, ведь в нее он тоже был недавно влюблен. Сейчас она где-то в далекой, охваченной народными волнениями России.

В произведениях Лондона много женских образов. Его героиня — женщина отважная, способная сама решать свою судьбу, как Бесси; готовая разделить с мужчиной все тяготы жизни («Дочь снегов», «Лунная долина») и даже пожертвовать собой («Мужество женщины»), она полна романтических порывов и способна пуститься в опасное плавание по южным морям, как Чармейн (южные рассказы, «Морской волк»). Она не безвольная игрушка, украшение мещанского очага. Своих героинь Лондон видит гармонично развитыми, способными вести серьезный спор о поэзии Мильтона и Шелли, о творческом почерке Верещагина и Коро, как Мэйбл, но также и скакать во весь опор и нырять с трамплина, как Чармейн («Маленькая хозяйка большого дома»).

В «Железной пяте» Джек Лондон нарисовал образ Эвис — жены революционера Эвергарда, готовой отдать жизнь за народное дело, как Анна Струнская.

Разумеется, образы героинь Джека Лондона шире и многообразнее этих четырех близких писателю женщин. Но все же эти прототипы сыграли важную роль в его творчестве. Есть значительная доля правды в словах Джоан Лондон. Она сказала, что если бы можно было собрать этих четырех женщин и хорошо перемешать их, то в результате получилась бы типичная героиня Джека Лондона.

КАКОЙ РАССКАЗ БЫЛ ВТОРЫМ!

1924 год. Советская Россия. Январь холодный, снежный. В доме тепло, а за окном мороз. В незатянутую морозным узором середину окна видны домики деревушки Горки. Владимир Ильич, задумавшись, поднимает глаза от книги или газеты и смотрит на домики на пригорке, на опушку леса.

Он быстро устает. Тяжелая болезнь вот уже многие месяцы не отступает. Врачи разрешили ему немного читать, предостерегали от переутомления. По вечерам ему иногда читает Надежда Константиновна.

Смеркается. После просмотра газет Владимир Ильич попросил Надежду Константиновну почитать ему что-нибудь из художественной литературы. Накануне была получена пачка новых книг. Ильич отобрал из нее себе всего несколько