— Это король? — прошептал Леша.

— Что ты! Это це-ре-мо-ний-мейстер. Его зовут Туто Рюмбокало. Сейчас объявлять будет…

Туто Рюмбокало трижды грохнул о ступень жезлом и зычно, на весь стадион возгласил:

— Его величество Револьверо… э, то есть Респектабо Первый!

Публика зааплодировала. А Леша слегка испугался за церемониймейстера:

— Ему не попадет за то, что королевское имя перепутал?

— Да не-е… — махнул рукой Ростик. — Он всю жизнь так. Все уже привыкли.

— И король его не увольняет?

— Что ты! Этот Рюмбокало при дворе уже тридцать лет и всегда путает. Получается, что традиция. Король даже веселится от этого… Вот он, король-то…

Его величество был рослый, в меру упитанный мужчина. В общем, респектабельный. А кроме этого, ничем не примечательный. Разве что белым мундиром с эполетами и белой же фуражкой, похожей на капитанскую. Впрочем, издалека не разберешь.

Респектабо Первый помахал фуражкой публике и сел. Туто Рюмбокало опять сотряс трибуну тройным ударом и объявил:

— Начинается последний и самый главный поединок! За право выпить из королевского кубка, а также за своих прекрасных дам будут биться доблестные рыцари маркиз Аугус-то-Негусто дон Сеял де Мамалыга и барон Виття фон Люмпо-Лампо де Лучина!

ФИНАЛЬНЫЙ БОЙ

Опять заиграли трубачи.

И рыцари с разных сторон выехали на зеленый ковер стадиона.

Леша глянул на рыцарей и замигал от удивления. Потом фыркнул. Он думал, что и вся публика поляжет от хохота. Потому что рыцари ехали — будто клоуны в цирке. Не на лошадях, а… ну просто смех сказать на чем! Тощий, как Дон Кихот, Аугусто-Негусто, брякая латами, крутил педали большого трехколесного велосипеда. А маленький круглый Люмпо-Лампо восседал на сооружении, которое напоминало тощую лошадь, но весьма отдаленно… Нет, это и правда была лошадь! Только не настоящая, а из некрашеного дерева. Видимо, с каким-то механизмом внутри. Она мотала грубо отесанной головой и бодро перебирала задними ногами. А передних ног не было! Вместо них — что-то вроде большущей велосипедной вилки с колесом от телеги. Колесо вихлялось, и всадник неуверенно ерзал в седле.

Смеха, однако, не было. Видимо, здесь привыкли к таким зрелищам.

— А почему они не на конях? — разочарованно спросил Леша.

— На конях запрещено, — объяснил Ростик. — Давным-давно на турнире у одного рыцаря ранили лошадь, и Орест Редькин, когда узнал, сказал тогдашнему королю: «Пускай рыцари сами калечатся, если им охота, а лошадей надо жалеть». Ну, вот с тех пор так и ездят — кто на чем…

Леша еще хотел спросить, что за странная лошадь у барона фон Люмпо-Лампа, но тут король опять махнул фуражкой. Третий раз проиграли сигнал трубачи, рыцари наклонили длинные копья, подняли щиты с пестрыми гербами и помчались друг на друга. Аугусто-Негусто сильно раскрутил педали, потом растопырил ноги в острых железных башмаках и дальше катил по инерции. Деревянный конь барона взлягивал на бегу, и седока встряхивало.

Рыцари промазали. Ни один не попал копьем в другого. Но, когда проскакивали мимо друг друга, маркиз Аугусто-Негусто дон Сеял острием рыцарского башмака зацепил заднюю ногу деревянной лошади барона. Лошадь сильно лягнулась на бегу и поддала задом. Круглый Люмпо-Лампо, гремя всякими наплечниками и налокотниками, покатился из седла на траву.

Стадион охнул и замер.

К упавшему подбежали двое слуг.

Лошадь проскакала шагов двадцать, потом вернулась к хозяину. Склонила набок голову и смотрела с любопытством. В наступившей тишине слышно было, как барон приказал слугам:

— На др-рова…

Слуги хотели ухватить лошадь под уздцы, но та, брыкаясь, убежала на другой конец стадиона. Только спицы в колесе замелькали.

Маркиз дон Сеял тем временем развернул свое трехколесное транспортное средство и покатил к поверженному противнику. Концом копья грохнул его по гулкому панцирю. Спросил из-под шлема:

— Признаете ли вы себя побежденным, благородный рыцарь?

Барон фон Люмпо-Лампо что-то невнятно сказал сквозь решетчатое забрало.

— Нет уж, вы отвечайте прямо! — скандально возвысил голос маркиз.

Многие из публики, почуяв, что дело принимает крайне интересный оборот, бросились на поле — поближе к месту действия. Но дежурные кактусята успели раньше и, взявшись за руки, окружили рыцарей широким кольцом. Публика остановилась: колючих кактусят здесь уважали. А кроме того, подоспели и взрослые стражники с алебардами.

Но Ростика, Лешу, Николку Сверчка, Андрюшку Вулкан-чика и еще нескольких ребят кактусята пропустили через цепь. По знакомству.

И Леша оказался совсем близко от участников финального боя.

Люмпо-Лампо лежал и постанывал. А дон Сеял опять сказал с высоты велосипедного седла:

— Нет, вы отвечайте прямо! Признаете себя побежденным?

— Но вы же не сбили меня копьем, — хнычущим голосом возразил барон. — Я свалился из-за этой проклятой клячи…

— Ничего не знаю. Я в седле, а вы на земле. Спрашиваю последний раз..: — Аугусто-Негусто поднял копье. — Признаете ли вы…

— Ну признаю, признаю, — простонал барон. — Куда де-ваться-то…

— Значит, на питье из королевского кубка вы больше не претендуете?

— Какое тут питье, у меня копчик отбит! Оставьте меня в покое… Эй, слуги, поднимите меня!

— Минуточку, — капризным тоном остановил слуг маркиз. — Вы, барон, должны признать и другое…

— Что там еще?.. Ой, мамочки, моя спина…

— Вы должны признать, что моя дама сердца герцогиня Флориэлла Дальнополянская прекраснее вашей дамы.

— Да нет у меня дамы! У меня супруга! Баронесса фон Люмпо-Лампо, вы же знаете, черт вас побери…

— Тем более! — не унимался маркиз дон Сеял. — Вы должны по-рыцарски признать, что герцогиня не в пример прекраснее вашей баронессы!

В публике послышались смешки. Ростик сказал Леше:

— Вон его баронесса, недалеко от короля. В красной шляпке.

И Леша среди королевской свиты разглядел худую малосимпатичную тетку в заковыристой шляпке из алого плюша. Любопытно, что баронесса сохраняла полное спокойствие.

— Ну и мымра, — прошептал Леша. — Вроде нашей Леонковаллы Меркурьевны. Я бы сразу признал, что герцогиня прекраснее.

— Ага, а она дома знаешь как ему признает, — хихикнул Николка Сверчок. — Зонтиком по хребту, когда он панцирь снимет…

— Я снова задаю вам тот же вопрос, барон!.. — изо всех сил повысил голос Аугусто-Негусто.

— Что вы ко мне привязались-то? — опять захныкал барон фон Люмпо-Лампо. — Как я могу признать, что ваша герцогиня прекраснее, если я ее в глаза не видел?