— У тебя вновь телефон играет, — первым услышал знаменитое произведение Бетховена молодой человек. Я сердито свела брови к переносице, схватила мобильник и нажала на зеленую кнопку.

— Да?

— Катюш, это я! — услышала я веселый и чуть взволнованный голос Тани, старосты нашей группы.

— Привет.

Интересно, что она хочет? Просто так наша глава группы не звонит. Изменения в расписании? Конференция? Какие-то дополнительные занятия?

— Как дела? — спросила Татьяна.

— Отлично. А у тебя?

— И у меня. Слушай, ты говорила с Сеточкиным насчет меня?

— Что? — не поняла я.

И Таня тут же пояснила преувеличенно доброжелательным голосом:

— Ну, помнишь, ты сказала, что с Сеточкиным поговоришь обо мне. Я ведь тоже, как и ты, хочу в нашу университетскую газету попасть!

О Господи! Она действительно хочет этой ерундой заняться! А эта девушка такая: она доставучая, прилипчивая, немного нагловатая, хотя до легендарной Нинкиной наглости ей еще очень далеко. Как Кею пешком до звания нормального человека. Теперь мне от нее не отделаться, будет постоянно звонить…

— Тань, я еще не успела, — осторожно отозвалась я.

— Ну, я так и поняла, — сказала девушка. — Я ведь только что к Сеточкину в редакцию ходила.

— И что?

— Сказал прийти вместе с тобой и почему-то Ниночкой Журавль. Во вторник, после праздников. Особенно Нину ждал. Ну, у них же роман, — Татьяна захихикала.

Я грустно улыбнулась. Дурак Славик. Еще надеется, хотя Нинка с ним целенаправленно не встречается с тех самых пор, как побывала в клубе.

— Вы же придете?

Хм. Ссориться со старостой группы очень опасно. Придется идти. Ничего, я Нинку заставлю. Я же на свидание двойное иду, так что она все, что хочешь, сделает.

— Конечно, Тань, в чем вопрос. Придем.

— Ну, спасибо огромное! Я так хочу быть журналистом!

Эта девушка так и мечтала заняться полезной общественной деятельностью. Не человек, а чистой воды энтузиаст.

— Да пока не за что.

Я кое-как распрощалась с одногруппницей и вытерла лоб. Мы продолжали медленно передвигаться в пробке.

— Кэт, — позвал меня Арин.

Я взглянула на него.

— Что? — мой взгляд упал на его украшение — кожаную черную перчатку без пальцев со множеством цепочек. Классная штука!

— А ты хочешь быть девушкой Кея?

— Что? — я удивилась, но не показала виду.

— Прости, если этот вопрос неприятен. Не хочешь отвечать — не отвечай.

Я почти с умилением посмотрела на парня. Хотя упоминание об идиоте-солисте «На краю» было очень болезненным, а я только-только отвлеклась на другую тему, но сказала:

— Да ничего страшного. Нет, я не хочу быть его девушкой. Это ужасно. Если он бросил ту, с которой встречался пять лет, то что же меня ждет? И вообще быть вместе с такой славной знаменитостью — нет уж, увольте.

— Вот как? Ведь у тебя нет сейчас молодого человека?

— Нет. А у тебя девушка есть?

— Есть.

Это стало для меня полной неожиданностью. Мне показалось, он любит черноволосую Алину, которая где-то там сейчас находится с Кеем. Наверное, он ее держит за руку, обнимает и целует. Мне сразу же вспомнилось, как светловолосый музыкант касался меня и прижимал к себе. Сердце заныло. Я опустила глаза, которые, кажется, опять покраснели.

Катя, все в порядке. Все хорошо. Нам не нужен какой-то там известный красавчик с дурацким именем. Да, имя у него точно дурацкое — из трех букв… Кей. Интересно, а почему Кей?

— А ты любишь свою девушку? — почему-то спросила я.

— Нет.

— Вот как? А зачем тебе нелюбимая девушка? — наивно спросила я.

Арин взглянул на меня своими чудными светло-зелеными глазами с желтоватыми вкраплениями, почему-то потер губы указательным пальцем, как будто бы обдумывая, как бы поточнее мне ответить. А потом сказал, отводя взгляд вверх:

— Ты думаешь, что все встречаются только с любимыми?

— Ну… нет, — признала я. — Просто я думала…

Я замолчала.

— Что?

— Да так. Ничего. А ты кого-нибудь любишь? Или это миф, что мужчины могут к кому-то испытывать настоящие чувства?

— Люблю. Я не могу быть с той, которую, кажется, люблю, — негромко ответил он.

Наверное, ему тяжело любить эту красотку Алину. А она с ума сходит по его другу. А Кей… он к кому-нибудь что-нибудь испытывает? Нет, он эгоист до мозга костей.

— Любишь, но ты все равно с другой девушкой, — произнесла я медленно, и мне стало жаль его. Кажется, Арину нелегко. А ведь мне он показался таким хорошим… Хорошим и необычным.

— Да. С другой. Скоро выедем из пробки.

— А может быть, это и неплохо — пытаться забыть о любимом человеке рядом с другим или другой, — задумчиво произнесла я.

— Я не пытаюсь забыть, — чуть подумав, сказал парень. Кажется, он не лгал.

— Почему? — я осторожно потрогала висящую на зеркале переднего вида безделушку — длинного черного паука с мохнатыми лапами, который наверняка напугал бы Нинку до колик в животе.

— Не хочу этого. Не хочу отпускать ее, — он оторожно объехал чью-то машину. — А девушка рядом — она мне просто нужна. Я думаю, Кэт, ты понимаешь зачем. Тебе нравится кто-нибудь, кроме Кея?

Я неожиданно кивнула. У этого человека очень удобные плечи — у того, кто мне нравится.

— Да, — я вдруг улыбнулась. — Он абсолютная противоположность этому мерзавцу.

Кажется, мои слова порядком удивили молодого человека. Он откинул прядь прямых черных волос назад и, чуть склонив голову, посмотрел на меня.

— Кей кому-то проигрывает? — спросил он.

— Проигрывает.

— Если он об этом узнает, будет беситься, — сказал бас-гитарист, с некоторым одобрением глядя на меня.

— Да он вроде спокойный. Спокойный и противный, правда, — я вновь вспомнила его объятия с Алиной и разозлилась. — Дебил.

— Он умеет сдерживать эмоции.

И ты умеешь сдерживать эмоции, верно?

— Арин, ты не переживай, — решила я немного успокоить его. По себе знаю — когда плохо, любое, даже самое незначительное приятное слово способно улучшить настроение.

Однажды в третьем классе, когда я получила очередную двойку за контрольную по математике, я шла по скверику и рыдала — очень уж классная руководительница кричала и злилась. Бабушка, которая кормила голубей в этом скверике, пожалела меня и сказала, узнав мою проблему: «Ты плачешь из-за двойки, деточка? Запомни. Неученье — тьма, ученье — свет, а за свет надо платить. У кого-то хорошие отметки, зато мама с папой строгие и гулять не отпускают. Тебя отпускают?» Я кивнула, а бабушка, кидая голубям из кулька семечки, продолжала: «Или, например, им сладкое есть нельзя по болезни. Ты же ешь сладкое? А некоторые детки ходить не могут, а ты зато бегаешь быстро, да? Ну-ка, вот тебе семечки, корми птичек. А двойка — это так, пустяк». Я тогда, честное слово, очень обрадовалась. И когда получила в следующий раз очередного лебедя, уже по русскому языку, пересказала слова бабушки учительнице. Ох она и ругалась! Даже Томаса хотела в школу вызвать, но мне повезло — начались весенние каникулы.