Одна из самых употребительных – вышеупомянутая черта внизу лба, соединяющаяся накрест с проведенной вдоль спинки носа линией. Иногда одна половина лица окрашена в черный цвет, а другая – в красный, что производит своеобразное впечатление. От затылка несколько параллельных линий идет вдоль спины до талии.

Отдельные фигуры изображаются на лопатках, напротив того, грудь раскрашивается редко и еще реже проводится несколько цветных линий на ногах. Более старые туземцы, свыше тридцати лет (тамо), почти не пользуются красной краской и заменяют ее черной. Они красят ею волосы и лоб и проводят полосу вдоль носа до его кончика, в особенных случаях красят лицо и всю голову.

Есть, однако, деревни, где вследствие обилия черной краски туземцы намазывают ею все тело и притом настолько старательно, что ее можно принять за их натуральный цвет. Так, напр., несколько человек с Кар-Кара, посетивших меня, были сплошь покрыты черной краской, что придавало им своеобразный, отличный от остальных вид.[188]

Женщины берега Маклая появляются накрашенными редко, причем не так строго придерживаются определенных правил в отношении раскраски, как мужчины.

Относительно ухода за волосами я говорил уже в антропологических заметках. До моего приезда папуасы употребляли для стрижки и бритья бамбуковые ножи и осколки кремня.

Теперь они стригутся и бреются осколками стекла, которые [получают от меня или] собирают около моей хижины.

Я видел у них, однако, еще другой способ удалять волосы. Они берут 2 тонких шнурка или 2 крепких стебелька, связывают их вместе и обвивают вокруг пальца левой руки, а правой их закручивают. Шнурки держат перед самым лицом, волосы попадают между двумя шнурками и закручиваются с ними; достаточно затем небольшого движения руки, чтобы вырвать с корнем несколько волосков.

Хотя операция эта, судя по моему собственному опыту, очень болезненна, тем не менее папуас, занимающийся таким выдергиванием иногда 3–4 часа, никогда не делает гримас, что мне неоднократно приходилось наблюдать с удивлением.

Здешние папуасы не знают татуировки, а выжигают рубцы, мужчины – на спине и ляжках, а женщины – по обеим сторонам груди и на руках, распределяя их в виде линий. Для нанесения таких рубцов пациент ложится на спину или на живот; зажигается маленький кусочек сухой коры, и оператор кладет его раскаленным, но не горящим, на кожу, пока кора не обратится в золу; таким образом сжигают несколько кусочков подряд. И эта процедура требует много терпения и значительной силы воли для преодоления боли.

Мужчины украшают себя гораздо больше, чем женщины, костюм которых нередко бывает сведен к минимуму.[189] Мужчины тратят 4–5 часов на расчесывание своих волос, смазывание их отваром плодов «субари» (Саlоphyllum inophyllum) [лавр александрийский – Ред.], на их окраску, украшение перьями и цветами, расписывание лица и спины, опоясывание возможно туже малем, наконец, на то, чтобы заткнуть за браслеты на руках и ногах ветки пестролистных растений (из сем. Еuрhorbiaceae).

Единственное украшение, дозволенное женщинам в торжественных случаях, – небольшое количество краски, которой они накрашивают себе волосы, лоб и щеки. При таких случаях женщины носят, однако, много ожерелий из маленьких и больших раковин, собачьих зубов и пестроокрашенных косточек плодов.

Положение женщин. Было бы неправильно утверждать, что здешние папуасы плохо обращаются со своими женами или что последние не имеют никакого влияния на мужей. Однако почти во всем женщины берега Маклая занимают подчиненное положение.

Если они и не обязаны работать через силу, все же у них достаточно дела каждый день в продолжение целого года, тогда как мужчины, закончив в несколько недель более трудную работу (разбивка новых плантаций, обработка почвы), могут затем остальное время лентяйничать. Женщины получают пищу всегда похуже, должны есть ее отдельно от мужчин, у них меньше украшений (в сравнении с мужчинами), они не могут принимать участия в празднествах мужчин и т. д.

Здесь я нахожу нужным сказать несколько слов о морали папуасов.[190] Папуасы смотрят на половые отношения разумно, как и на другие физические потребности (еда, сон и т. д.), и не создают из них искусственной тайны. Я видел много раз, как дети обоего пола, играя на теплом песке побережья, подражали coitus’у взрослых.

В моем присутствии и перед другими мужчинами, девушки и женщины говорили, нисколько не стесняясь, о половых органах и их функциях. Подобные разговоры показались бы чудовищными европейским моралистам; на самом же деле я думаю, что в нравственном отношении папуасские девушки могут поспорить с европейскими, воспитанными в лицемерии и показном целомудрии.

Мне приходилось также нередко слышать, как во время пребывания молодоженов в хижине сидящие неподалеку молодые люди отпускали остроты и замечания, которые для слуха европейца были бы грязны, в действительности же были очень естественны.

Гимнастические упражнения девушек, о которых я уже говорил в своих антропологических заметках, являются не чем иным, как подготовкой к выполнению супружеских обязанностей. Я видел однажды маленькую девочку в Бонгу, занятую этой гимнастикой. Бедняжка была крайне утомлена, и я, еще не понимая тогда смысла этих упражнений, заметил одному присутствовавшему при этом туземцу: «Чего она не уйдет? Зачем она это делает? Она совсем устала!» – «О, это ничего, пусть продолжает, – услышал я в ответ, – ее муж будет ею доволен».

Слова эти привлекли мое внимание, и я убедился потом, что эта гимнастика входит в цикл воспитания девочек (такие телодвижения женщины делают также при пляске) и представляет, главным образом, подготовку к coitus’у. Папуасы говорили мне сами, что «хорошо спать» с женщинами, производящими эти движения умело и сильно.

Это и есть причина, почему – как я уже упоминал – мужчинам нравится особенная походка женщин. Выражение чувств (нежность к детям и половая любовь), во всяком случае, имеющихся, не проявляется, однако, в такой форме, как у европейцев. Но как именно они выражаются, этого мне не удалось наблюдать – папуасы не любят проявлять своих чувств при посторонних.