кто сеет тернии, пусть босиком не ходит.

Зоза рассказывает историю своих злоключений; рабыня, слыша, что она трогает ее клавиши, ворчит, почему сказка не кончается так долго; но князь, не обращая внимания на эту воркотню, хочет дослушать рассказ. Когда обнаруживается обман, он велит казнить ее, как есть, беременную, и берет Зозу в жены

Все навострили уши, слушая историю Чометеллы; и одни хвалили ее умение, а другие сетовали на ее неосмотрительность: ибо не подобало в присутствии княгини-арапки говорить о лукавстве другой, ей подобной; и уже шептались, что этот рассказ рискует испортить всю игру.

А Лючия вела себя как настоящая Лючия, вся просеиваясь как сквозь сито, пока продолжался рассказ; и по тому, как трепетало ее тело[631], можно было догадаться о той буре, что разыгрывалась в сердце; ибо в рассказе о другой рабыне она видела изображение своих собственных проделок. Хоть женщины и скоро прекратили начавшийся между ними разговор, но сама Лючия была не властна освободиться от желания слушать сказки. Куколка вселила в ее тело жар, подобный тому, что испытывает укушенный тарантулом и нуждающийся для исцеления в звуках музыки[632]. И чтобы не дать Тадео повод к подозрению, она проглотила этот желток, положив на сердце отомстить, когда представятся для этого время и место.

Но Тадео, которому уже было весьма по нраву это развлечение, дал знак Зозе, чтобы рассказала нечто и она. И та, поклонившись, начала рассказ:

— Правда, господин князь и госпожа княгиня, всегда рождает ненависть, а я не хотела бы задеть никого из присутствующих, и говорю, лишь повинуясь вашему приказанию. Ибо я не приучена сплетать вымыслы и сочинять сказки; как мой характер, так и мои обстоятельства побуждают меня говорить правду. Однако, хоть пословица и говорит: «Писай светлым и покажи фигу доктору»[633], однако, зная, что правда — не из желанных гостей при княжеских дворах, мне трудно решиться рассказывать вещи, которые могут вас прогневать.

— Говори, что хочешь, — отвечал Тадео, — ибо из твоих прекрасных уст не может исходить ничего, что не было бы сладостным и приятным.

Его ответ словно ножом вонзился в сердце рабыни, что было бы видно, если бы черные лица в той же степени служили книгами души, как лица белые; и она рада была отдать палец на отсечение, чтобы избавиться от этих рассказов, ибо ее сердце сделалось чернее, чем лицо. Ибо еще ранее, услышав в рассказе Чометеллы первое предвестие беды, она по утренней погоде могла понять, что день будет для нее ненастным.

Между тем Зоза очаровывала всех сидевших вокруг сладостью речи, повествуя по порядку историю своих бедствий, начав со свойственной ей с детства печали — несчастного знака того, что ей предстояло перенести: ибо она еще в колыбели несла с собой корень злоключений, которые ключиком невольного смеха открыли дверь для стольких слез. Рассказала она и о заклятии, наложенном на нее старухой, и о долгом и тягостном путешествии, и о фонтане, и о своем великом плаче, подобном плачу отрезанной лозы, и о предательском сне, разрушившем ее надежды.

Рабыня, видя, что Зоза хоть и начала издалека, уже приближается к цели, грозя с минуты на минуту опрокинуть ее лодку, завопила: «Молчать, рот заткнуть, а то моя себя по пузу отлупить, и Джорджетьелло убить!» Но Тадео, узнав об обмане, далее не мог сохранять терпение: сняв шоры с глаз, сбросив наземь сбрую, он сказал: «Пусть говорит все до конца; и хватит дергать меня за полы с этим Джорджетьелло или Джорджоне! Ибо ты меня еще не знаешь: если мне горчица в ноздри попадет, то лучше тебе будет, чтобы тебя телега колесом переехала». Он приказал Зозе рассказывать дальше, не обращая внимания на жену; и девушка, ждавшая только знака, продолжала — о разбитом кувшине, о коварстве рабыни, вырвавшей у нее из рук добрую судьбу, и, дойдя да этого, разразилась таким плачем, что не осталось вокруг ни одной души, не тронутой состраданием.

По слезам Зозы и по молчанию рабыни, потерявшей дар речи, Тадео убедился в истинности рассказа; наградив Лючию головомойкой, какая и ослу редко достается, и вынудив ее своими устами признаться в обмане, он приказал закопать ее живой в землю, чтобы только голова торчала, ради большего мучения. Заключив Зозу в объятия, он повелел всем оказывать ей честь как княгине и его супруге и послал королю Валле Пелоса приглашение на свадебное торжество. И с этим новым бракосочетанием окончились и величие рабыни, и забава со сказками, добрым людям на пользу и на здоровье; а я оттуда пришел веселой дорожкой и вам меду принес полную ложку.

Конец