дезертирстве, в трусливом стремлении пробиться к рейху. Последовало суровое возмездие. В ночь на 30 января генерал Хоссбах был снят с должности. В командование 4-й армией вступил генерал Мюллер.

Последний день января выдался в Главной Ставке особенным.

Нарушив каноны заведенного фюрером порядка, утром 31 января Борман ворвался в спальные апартаменты Гитлера и запричитал: «Мой фюрер! Советские танки форсировали Одер вблизи Врицена! Они двигаются на Берлин!»

В середине февраля бомбардировки Берлина стали ежедневными и продолжительными. Гитлер окончательно покинул помпезные кабинеты новой Имперской канцелярии и переселился в бомбоубежище, сооруженное под бывшей резиденцией канцлера кайзеровской Германии.

Гитлер встретил начальника Генштаба ОКХ у порога малого конференц-зала и с ходу обрушил на него толику обвинений за все фронтовые провалы последних дней. 12 февраля он был вызван в бункер раньше дневного доклада.

- Вы знаете, Гудериан, что большевики овладели Каллисом и Нойведелем? Они захватили Бунцлау и прорвались к Квейсу! Мы бросили на Восток все силы, но результат удручающий. Красные продолжают прорыв на Берлин! - тело фюрера клокотало. - 3-я танковая армия отходит у Штаргарда. Пятится к Гёрлицу 4-я танковая армия. Я требую, Гудериан, отбросить русских, защитить Гёрлиц!

Гудериан уже не раз был «бит» в Главной Ставке. Все чаще тоже высказывался круто. Не сдержался и на этот раз:

- Мой фюрер! Восточный фронт - в кризисе. Войска Жукова в пятидесяти километрах от Берлина. Накапливаются силы для штурма Зееловских высот. Надо свернуть Западный фронт и защититься с востока от большевиков!

- Судя по материалам Ялтинской конференции, Гудериан, похоже, и этот вариант становится для нас уже несбыточным, - невесело сказал Гитлер. - Рейх ждет безоговорочная капитуляция и последующее расчленение.

- Мой фюрер, Черчилль думает совсем иначе [2].

- Год назад, Гудериан, я сказал вашему предшественнику, Цейтцлеру, что он неважный политик. Теперь вы напрашиваетесь на столь же нелестный комплимент:

Гитлер оборвал предложение, повернулся к вошедшему в комнату Геббельсу, пугливо спросил:

- Произошло что-нибудь плохое, Геббельс?

- Нет, мой фюрер. Фон Крозиг передал вам письмо. Он предлагает в качестве посредников для контакта с Английским правительством президента Международного Красного Креста Бургхардта и регента Португалии Салазара.

- Это, Геббельс, запоздалые шаги, - разочарованно хмыкнул в ответ Гитлер. - Мы, конечно, должны стремиться завязать переговоры с англосаксами, но наш главный противник большевики, а они на переговоры с нами не пойдут.

- Да, мой фюрер, - согласно кивнул Геббельс и добавил: - Ялта лишний раз подтверждает ваш вывод.

13 февраля, когда войска маршала Конева овладели Шпроттау и Яуером, Гитлер подписал жесточайший приказ, согласно которому на всей территории рейха начали свирепствовать чрезвычайные военно-полевые суды.

После вечернего доклада Гудериана об обстановке на Восточном фронте за 14 февраля фюрер до полуночи беседовал с «партайгеноссе» Борманом. На краю катастрофы рейха им было что вспомнить, о чем в итоге посожалеть.

С начала февраля начальник Генштаба ОКХ Гудериан настойчиво добивался от Гитлера оставления внешних форпостов в Норвегии, Голландии и Италии и всемерного усиления войск на Востоке. Но фюрер не позволял даже из Курляндии взять две дивизии для усиления фронта по Одеру. Только игнорированием с его стороны реальной обстановки объяснялся тот факт, что не на Зееловские высоты, а для обороны Кенигсберга были переброшены отряды СД, штурмовиков, добровольных стражников и полиции безопасности.

Снятая с Западного фронта 6-я танковая армия СС Дитриха был а также, вопреки предложениям Гудериана, переброшена не на подкрепление 9-й и 4-й танковой армий, а в Венгрию, что бы отвоевать там районы нефтедобычи.

Вечером 24 февраля канцлер Третьего рейха в последний раз встретился в своем бункере с гаулейтерами земель. Он вошел в большой конференц-зал, поддерживаемый рейхслейтером Борманом, и неуклюже опустился в кресло у торца стола. Некоторое время его на литые кровью глаза безучастно скользили по лицам недавно еще могущественных заправил Германии, не задерживаясь подолгу ни на одном из них. Но каждый из гаулейтеров понимал: «Вместе с фюрером уходила в небытие и их значительность, их безграничная власть, потому что послевоенной Германии потребуются новые люди, которые будут дорожить честью страны».

Пауза затягивалась. Гитлер собирался с духом, хотел поднести к губам стакан сока, но рука вновь сильно задрожала, и он не смог этого сделать. Опустив стакан на стол, обрел временную уверенность, задиристо бросил в зал:

- Возможно, господа, скоро вот так же будет трястись и моя голова, но сердце - никогда!

В уголках его рта выступили пузырьки липкой слюны. Фюрер небрежно смахнул их трясущейся рукой и начал негромко говорить, все более и более распаляясь:

- Если кто-то отчаялся и считает, что все кончено и Германии уже не подняться, то он заблуждается. Я уверенно смотрю в будущее. У меня есть секретное оружие, и оно непременно сработает. Есть и еще кое-что. В последний момент это поможет изменить ситуацию к лучшему, переломить обстановку. Надо только уметь ждать свой час!…

Утренний доклад Гудериана 25 февраля о положении на Востоке дышал оптимизмом. Войска оперативной группы «Земланд» продолжали атаковать позиции русских у Фишхаузена с целью удержания коридора до Кенигсберга. Начальник Генштаба ОКХ сознательно умолчал о прорыве войск Рокоссовского к Кёзлину и их наступлении на Данциг из района Бютова. Он предложил войска 11-й армии Штейнера переподчинить генерал-полковнику Раусу, переброшенному в район Штаргарда из Восточной Пруссии. Гитлер согласился с этим предложением, но вновь запретил отвод войск 2-й армии Вейса за Одер из Восточной Померании. «Ничего не сдавать без боя!» - исступленно кричал фюрер.

Доклад о прорыве войск Конева на Нейсе и блокаде гарнизонов в Глогау и Бреслау Гудериан тоже отложил на последующее время. Он понимал, что любое обсуждение в Главной Ставке ситуации на фронте 4-й танковой и 17-й армий Грезера и Шульца не изменит к лучшему их тягостного положения. Лицезреть же очередной приступ буйства Верховного Главнокомандующего ему крайне не хотелось.

Хотя в последние февральские дни Восточный фронт будоражили лишь бои местного значения на Земландском полуострове, под Кенигсбергом и в Восточной Померании, в «бункере фюрера» нарастали предчувствия неизбежного обвала на Одере. Но рейхс-маршал Геринг бодро доносил в Главную Ставку об успехах реактивной авиации: «Ме-262» Ласточка» атаковали бомбардировочные армады англосаксов, «Арадо-234» штурмовали боевые порядки танковых сил русских на Берлинском направлении».

С переходом русских в наступление 3 марта в Восточной Померании войска группы армий «Висла» терпели одну неудачу за другой. Гиммлер буквально разрывался между штабом группировки и Берлином, но предотвратить катастрофу было уже не в его власти. Не спасали положения и «выдвиженцы» Гудериана - генералы Венк и Раус, которых он сумел внедрить в командование эсэсовским объединением. Фронт