— А ты не собираешься представить нас?

Тот резко остановился. Прочие конвоиры, так же как и старейшина, с живым интересом наблюдали за ним, пока он про себя решал, должен ли он отвечать на оклик пленника. Наконец он отозвался:

— Представляйтесь сами, цурани! У вашей женщины вроде бы язык достаточно хорошо привешен!

Другой конвоир злорадно сообщил:

— Нашего главного зовут Антайя, он атаман в селении Лозо. Я не зря называю вам его имя: должен же вождь племени знать, о ком идет речь, когда вы станете требовать, чтобы нашего главного высекли.

Это выступление было встречено громким хохотом, к которому присоединились и вождь, и уличные дети, и женщины у водоема. Не в силах больше сдерживать себя, Мара выступила вперед.

Обращаясь к вождю, который заливался смехом и хлопал себя по коленкам, властительница надменно произнесла:

— Я — Мара, властительница Акомы, и я прибыла в Конфедерацию Турил с миссией мира.

Веселое расположение духа мигом покинуло вождя. Изумленный, он на несколько секунд, казалось, лишился дара речи. Однако, овладев собой, он насмешливо процедил:

— Женщина, стоящая в дерьме квердидр, желает, чтобы с ней обращались как с важной персоной и посланцем мира?

Мара побелела от ярости. Люджан чувствовал, что она вот-вот сорвется и бросит в лицо вождю какое-нибудь нестерпимое оскорбление, а это может для нее плохо кончиться. В отчаянии военачальник повернулся к Сарику:

— Мы должны что-то сделать. Хотя бы только для того, чтобы отвлечь ее.

Но молодой советник уже сделал шаг вперед, словно и не слыша сказанного. Как только Мара открыла рот, собираясь говорить, Сарик заглушил ее голос своим.

— Вождь людей Турила! — выкрикнул он. — Ты глупец, если не можешь предложить властительнице Акомы ничего лучшего, чем затон для скота! Перед тобой стоит Мара, Слуга Империи, принадлежащая к монаршему семейству императора Ичиндара!

Вождь вскинул голову:

— Вот эта?..

Хотя его тон был полон презрения, выходка Сарика оказалась не вполне бесполезной. Престарелый вождь не добавил никакого унизительного замечания, но коротким жестом подал знак, чтобы Антайя вернулся к своим обязанностям. На этот раз слова вождя были отрывистыми и повелительными, и Лайапа, под нажимом Сарика, исправно переводил:

— Он говорит, что если Антайя приводит в лагерь животных, то должен за ними и присматривать: накормить их, напоить и подложить подстилку. Конечно, не очень мягкую: соломы у нас маловато, да и боги не одобряют излишеств. Девушку, которая ехала на осле, следует поместить в хижину. Такая красота встречается редко, и ее нужно сохранить для мужчины, который завоюет право потребовать ее себе в жены.

Лайапа чувствовал себя неуютно: все это время глаза Мары, казалось, готовы были просверлить его насквозь.

Однако ни тени какого-то личного неудовольствия не слышалось в ее голосе, когда она приказала:

— Договаривай до конца!

Лайапа кивнул и облизнул пересохшие губы.

— Вождь этого селения говорит, что он слышал о Слуге Империи и об ее родстве с Императором. К тому же он заявляет, что Ичиндаром управляют женщины и что он, уроженец гор, не удостоит ответом растрепу, которая посреди улицы хвалится своим знатным происхождением. Однако в силу существующего договора между Цурануани и Конфедерацией он также не властен разрешить никому из своих людей потребовать Мару себе в качестве военной добычи.

Возгласы разочарования послышались среди отряда горцев, конвоировавших властительницу. Двое-трое наиболее бесстыжих сделали непристойные жесты.

Повернувшись в сторону загона, вождь обратился к военачальнику Мары на языке цурани. Судя по тому, что в его произношении отсутствовал какой бы то ни было акцент, он сумел выучить этот язык во время прежних войн.

— Если у вас имеется в чем-либо нужда, на Антайю возлагается обязанность проследить, чтобы ваши потребности были удовлетворены. Завтра мы соберем конвой из двадцати воинов и проводим вас и ваших женщин к верховному вождю в Дарабалди. Если потребуется разбирательство, вы предстанете там перед судом Совета.

Сарик выглядел взбешенным, но прислушался к Лайапе, когда тот предостерегающе коснулся его руки:

— Первый советник, не заставляй этих людей или их вождя осерчать еще больше. Они не из тех, кто любит препираться из-за тонкостей этикета. Они прикончат нас без всяких церемоний и не будут об этом сожалеть. И в таком случае к утру мы все уже будем здесь лежать с перерезанными глотками… если не хуже. То, что нас отсылают в Дарабалди, а не распределяют между теми, кто нас захватил, — это, в сущности, очень большое одолжение.

Выразительно взглянув на навоз, присохший к сандалиям, Сарик обратился к Люджану, пальцы которого, казалось, горят огнем, лишенные возможности схватиться за меч.

— Кузен, — хмуро сказал советник, — если это следует считать большим одолжением, то смеем ли мы даже подумать о том, чем может оказаться одолжение маленькое?

Свалившиеся на них напасти, как видно, не смогли до конца сломить боевой дух неугомонных родичей. Отбросив цуранскую личину бесстрастия, военачальник Мары с подавленным смешком отозвался:

— Ну и ну, дружище, ты и в дыму собственного погребального костра будешь размышлять на философские темы, уж это-то я точно знаю!

Затем они одновременно повернулись к хозяйке: их наметанный взгляд сразу определил, какой несчастной и потерянной она себя чувствует, хотя и держит спину, как всегда, прямо, а лицо у нее сохраняет обычную надменность.

Мара наблюдала, как группа предприимчивых горцев приняла на себя заботу о Камлио и ее ослике.

— Как ты думаешь, ей не причинят вреда? — спросила она у Лайапы. От тех, кто находился к хозяйке ближе всех, не укрылось беспокойство в ее голосе.

Бывший пастух покачал головой:

— В здешнем суровом краю никогда не бывает достаточно женщин, способных рожать, а Камлио хороша собой, что делает ее ценной вдвойне. Но если какой-нибудь мужчина вздумает поторговаться за право взять ее в жены, он сначала должен получить на это разрешение вождя племени. Если такого согласия не будет, то ею можно восхищаться, но нельзя тащить в постель. Все неженатые воины знают, что тронуть ее сейчас — это значит лишиться всякой надежды стать ее мужем. Поскольку в горах многие одинокие мужчины погибают, так и не обзаведясь женой, эти буяны не станут рисковать возможностью заполучить в свой дом женщину, даже если эта возможность и невелика.

Мара спросила:

— А куртизанок в этой стране нет?

Лайапа выглядел оскорбленным.

— Очень мало, только в Дарабалди. Женщины редко выбирают такой образ жизни, да и для племени в этом не много чести. Молодые мужчины могут посещать их один-два раза в год, но это приносит слабое утешение в долгие зимние ночи.