Говорю полицейскому, что я близкий друг Айка Джефферсона и мне нужно ему кое-что сообщить. Прошу передать Айку, что Найлзу нужно помочь с перевозкой стариков из его дома в мой, а потом доставить их в горы.

— Какое дело шефу полиции до этой фигни? У него и так забот полные штаны, — отвечает сержант Таунсенд.

— Это касается его родителей и детей в том числе. Разве Айк не отдавал приказа об аресте мародеров?

— Как же! Тюрьма забита под завязку. Он приказал разбираться с мародерами прямо на месте.

— Узнаю своего друга. Ваше имя, сержант Таунсенд, будет в завтрашней газете.

Айк присылает к дому Найлза пикап, в который погружаются все, за исключением Молли и меня. Найлз недоволен тем, что Молли остается, он считает, что ей здесь нечего делать, пока Национальная гвардия не расчистит завалы и не восстановит энергоснабжение. Дом Ратлиджей и ее собственный повреждены так сильно, что без бригады строителей их не восстановить. Но Молли неколебима, как скала. Она твердо решила остаться и, немало удивив меня, заявляет:

— Мы с Лео хотим посмотреть, что сталось с бабушкиным домом.

— На остров Салливан никого не пропускают, — отвечает Найлз. — Везде стоят патрули Национальной гвардии. По мостам не проехать.

— Я нашла лодку, — упорствует Моли. — С мотором. Она на ходу.

— А что я скажу Чэду? И твоим детям? — спрашивает Фрейзер.

— Скажи им, что я в Бразилии, — невозмутимо отвечает Молли.

Когда они наконец уезжают, мы с Молли идем туда, где раньше была пристань для яхт. По дороге останавливаемся возле дома моей матери. Он разрушен, дом По сохранился немногим лучше. Но Молли настроена решительно, у нее нет времени на то, чтобы сожалеть и проливать слезы. Айк действительно раздобыл для нее лодку, она ждет нас у разрушенной пристани. Лодки и яхты расшвыряло по всему Локвудскому бульвару и его окрестностям. Весь шик и блеск яхт стоимостью в миллион долларов обратился в ничто. Молли полностью сосредоточена на своей цели и ни на что не обращает внимания. Через это кладбище яхт мы пробираемся к маленькой лодке, которая пережила «Хьюго» в гараже соседа Айка. Я завожу мотор, Молли указывает пальцем в направлении острова Салливан. Я говорю, что и без нее знаю путь, но если патруль Национальной гвардии меня подстрелит, она мне больше не друг. Она не смеется и не произносит ни слова, пока мы пересекаем Чарлстонскую гавань. Здесь мы становимся свидетелями новых разрушений — на этот раз особняков на Бэттери. Лодка маленькая, а прилив сильный, и путь до южного побережья острова занимает у нас более часа. Две рыбачьи лодки увязли в соленом болоте.

Теперь мы плывем мимо прибрежных домов. Точнее, мимо того, что от них осталось.

— Бедные Мэрфи. Бедные Равенели. Клэр Смит этого не переживет. А Сандерсам и Холтсам повезло, их дома устояли. Бедные Джонсы. Бедные Синклеры, — бормочет Молли.

Печальное перечисление продолжается, пока мы плывем к нашему любимому бабушкиному дому. К дому Уиззи. К летнему домику. Скоро уже. Скоро.

— Где же он, Лео? Где дом Уиззи? Почему Бог не спас дом Уиззи? От него ничего не осталось! Его больше нет! — Молли начинает плакать, когда мы поворачиваем к мысу, на котором стоял дом Уиззи.

Я вытаскиваю лодку на песок и сторожу ее, пока Молли оплакивает руины своего детства. Она ползает на коленях по песку, рыдает, кричит, выходит из себя, и ей совершенно наплевать, видит ее кто-нибудь или нет. Жалкие останки предстают нашим глазам: нижняя часть стены, кусок террасы, где мы когда-то играли в пинг-понг и танцевали под музыкальный автомат. Музыкальный автомат смыло, стол для пинг-понга сломан. А старый дешевый диван чудом пережил наводнение, водой его прибило к обломку разрушенной стены. Вот торшер, сушилка и пластинка — последнее напоминание об исчезнувшем музыкальном автомате. Я поднимаю пластинку и читаю наклейку: Джонни Кэш,[131]«Ballad of a Teenage Queen». Боже мой, думаю я, эта песня поведала историю Шебы задолго до того, как та приехала в Чарлстон.

— Стой! Руки вверх! — слышится окрик.

Подняв глаза, вижу двух до странности молоденьких гвардейцев с автоматами наперевес, нацеленными прямо на нас. Бросаю пластинку и поднимаю руки вверх.

— Пошли прочь из моего дома! — набрасывается на них Молли. — Какое право вы имеете расхаживать по дому Уиззи? Убирайтесь из бабушкиного дома и никогда не возвращайтесь! Если только я не приглашу вас в гости, черт возьми, а я не приглашу! — Она бежит по песку, падает на колени.

— Мы выполняем приказ, мэм, — отвечает один гвардеец. — Высаживаться на остров строго запрещено. Мы пытаемся не допустить мародерства.

— Мародерства? — кричит Молли. — По-вашему, я пришла сюда, чтобы грабить? Чем здесь можно поживиться, черт возьми? Вот мячик для пинг-понга. Может, им? Или банкой из-под пива, а? А вон там старая пластинка, видите? Знаете, зачем я сюда приехала, молодые люди?

— Нет, мэм, — в один голос отвечают оба гвардейца и опускают автоматы.

— Чтобы найти альбомы с фотографиями. Мы фотографировались каждое лето. Пять поколений нашей семьи. Бесценные фотографии! Ничего не осталось. Все, все потеряно!

— Джентльмены! — окликаю я их. — Я позабочусь о леди. Я увезу ее с острова. Через несколько минут нас здесь не будет.

— Хорошо, сэр, — отвечает один гвардеец, и они уходят.

Молли, чарлстонская аристократка, взяла верх над парнями из простых. Когда я оглядываюсь, они спешат к своему джипу.

Но едва гвардейцы уходят, как Молли снова начинает рыдать и причитать. Я жду, когда она выплачется, потому что есть горе, которое невозможно утешить. Мне выпала честь разделить с Молли эту сокровенную минуту. Мы стоим на священной земле, на земле, ставшей памятником ее детства. И хотя дом, конечно, можно построить заново, должно пройти лет пятьдесят, чтобы он стал святыней, какой был старый дом. Молли прекращает плакать только тогда, когда до наших ушей доносится странное пыхтенье откуда-то поблизости. Подходим к промокшему насквозь дивану, обращенному к нам спинкой, и обнаруживаем шестифутового дельфина, который возлежит на подушках, словно такова воля Божья. Животное чудом уцелело. Молли посылает меня на поиски чего-нибудь, на чем можно отнести дельфина в море.

Мне на глаза попадается довольно большой обломок стола для пинг-понга, который, по идее, должен сгодиться. С большой осторожностью мы перекладываем дельфина на этот обломок. Нам приходится покряхтеть и попотеть, чтобы донести животное до моря. Мы похожи на двух солдат, которые выносят раненого товарища с поля боя. Дельфин тяжелый, очень тяжелый, а у нас с Молли осталось не так много сил после ночного бедствия, едва не погубившего животное. Падаю на колени и едва успеваю встать, как падает Молли. Но мы не выпускаем из рук наши импровизированные носилки и упорно движемся к воде.