Таков изящный топорик, обнаруженный в подкурганном захоронении у сел. Шпаковка в Ставрополье (Минаева Т.М., 1965, с. 96–98, рис. 2). Проушина топориков имеет цилиндрическое или коническое сверление (табл. 80, 83, 85, 86). Пропорциональные соотношения отдельных частей кабардино-пятигорских топоров изучались В.А. Сафроновым (Сафронов В.А., 1968, с. 99–103). Наиболее красивы топорики, сделанные из черно-зеленого просвечивающего змеевика (табл. 83, 58). Один из них найден в районе г. Сочи (Сочинский музей, № 513-Д), другой — у г. Грозного (Милорадович О.В., 1956, с. 133, рис. 57). Конфигурация кабардино-пятигорских топоров, по замечанию Б.Е. Деген-Ковалевского, удобна для пользования как заостренной, так и молоточной частью (Деген Б.Е., 1941, с. 240). Однако следов работы на них почти не заметно. Очевидно, они являлись в основном личным «парадным» оружием.

Среди каменных предметов следует отметить также каменные булавы. Изготовлялись они из твердых горных пород — диорита, кварцита, долерита, порфира, базальта, реже — из мрамора и известняка. Наиболее древними среди них можно считать шаровидные булавы (I тип). Менее древними и наиболее характерными для Северного Кавказа, особенно его центральной части, являются булавы грушевидных форм (II тип). Булавы с выпуклостями (III тип) бытовали особенно долго, в I тысячелетии до н. э. Их в разных вариантах отливали даже в бронзе. Насаженные на древко (булавы имеют конические и цилиндрические сверлины), все типы булав являлись личным оружием (табл. 74, 16; 80, 51, 52; 83, 27–31).

Среди коллекций Северного Кавказа большое место занимают предметы, связанные с земледелием. Это зернотерки, песты, терочники. Они обычны для широкого круга культур эпохи бронзы.

Завершая описание изделий из камня, следует упомянуть бусы «рубленого» типа — небольшие уплощенные цилиндрики с неровными краями. Делали их из твердых минералов красивой окраски — обычно это сердолики разных оттенков. Менее часто встречаются бипирамидальные бусы из гагата (разновидность каменного угля) и бусины-подвески из просверленных речных галечек (табл. 74, 13, 14; 76, 7-75; 80, 49).

Очень редко украшения дополняют привозные (переднеазиатские) мелкие бусы серовато-зеленоватых оттенков, сделанные из стеклянной пасты.

Наиболее сложен вопрос о датировке описанных материалов. В вводной части уже говорилось о сложности любых хронологических членений. И все же необходимо еще раз остановиться на этом вопросе. Попытка В.А. Сафронова определять время бытования северокавказских древностей эпохи бронзы только на основании датировок отдельных кавказских вещей, найденных в степных курганах, в пределах XVI–XII вв. до н. э. (Сафронов В.А., 1974, с. 67, 170) из-за своей узости не может быть принята. Да и сам В.А. Сафронов, раскопавший ряд курганов на территории Краснодарского края и Северной Осетии, сейчас приходит к несколько иным выводам. Средняя бронза, в которой им выделяются два периода (ранний и поздний), дает, по его мнению, не менее шести стратиграфических горизонтов (16 ступеней), которые могут быть датированы от XX в. до н. э. и до конца XII в. до н. э. (Сафронов В.А., 1979, с. 11, 12). В суммарном виде эти датировки мало чем отличаются от хронологической шкалы, предложенной В.И. Марковиным (1960б, с. 48, 69, 84).

В настоящее время для датировки первого этапа можно привлечь две даты по С14: 2160±60 лет до н. э. и 2060±60 лет до н. э. (без калибровок). Они получены для погребения 10 кургана 32 и погребения 2 кургана 24 Усть-Джегуты (в обеих могилах лежали топоры кабардино-пятигорского типа, см.: Нечитайло А.Л., 1978а, с. 58). Майкопские черты первого захоронения и раннего облика могила в «срубе» во втором случае, позволяют относить начало существования северокавказской культурно-исторической общности приблизительно к последним векам III тысячелетия до н. э. (около 2300–2100 гг. до н. э.). Эта дата подтверждается типологическим и сравнительным анализом топоров и ножей. Об этом же свидетельствует сам факт появления к этому времени по всему Кавказу курганов, содержащих каменные насыпи. Интересно и то, что статуэтки, найденные в отдельных комплексах (о них уже говорилось), могут быть сравнимы с пластикой Триполья, Средиземноморья и датированы опять-таки рубежом III–II тысячелетий до н. э. (Марковин В.И., 1960б, с. 50; Нечитайло А.Л., 1978б, с. 182–185). Важен для датировки и тот факт, что среди довольно ранних материалов Чиркейского и Сигитминского поселений в Дагестане были найдены три кабардино-пятигорских топорика раннего облика, гладкого варианта (Гаджиев М.Г., 1975б, с. 25, 26).

Первый этап мог завершиться примерно к 1800–1700 гг. до н. э.

Второй этап, охватывая середину II тысячелетия до н. э. (ориентировочно 1700–1500 гг. до н. э.), дает наибольшее количество бронзовых изделий, которые еще А.А. Иессен и Е.И. Крупнов относили к расцвету эпохи бронзы (Иессен А.А., 1950, с. 198, 199; Крупнов Е.И., 1951, с. 40–43). Сейчас нет оснований как-либо менять подобную дату (скорее всего, любая передатировка может происходить лишь в сторону удревнения). Следует заметить, что на территории Прикубанья развитие местной горской культуры к концу этого этапа несколько меняется в связи с появлением степных племен — носителей предкавказской (катакомбной) культуры. Лишь в верховьях р. Кубань еще можно встретить памятники того времени, не подвергшиеся степному влиянию (Нечитайло А.Л., 1978б, с. 96–105).

Поздний, третий этап культуры может охватывать примерно 1400–1200 гг. до н. э. Даты этого этапа, несмотря на то что они были подвергнуты В.А. Сафроновым детальному анализу (Сафронов В.А., 1966, с. 23–30), требуют новой проверки в связи с тем, что вехи, завершающие бытование местных племен в эпоху бронзы, детально еще не изучены, как почти не изучено и оформление новой — кобанской культуры, расцвет которой уже приходится на эпоху железа (работы Е.И. Крупнова, Б.В. Техова, В.Б. Виноградова, В.И. Козенковой и др.).

Применение термина «северокавказская культурно-историческая общность» вместо более устаревшего и более условного «северокавказская культура» обусловлено тем фактом, что на столь огромной территории, как Северный Кавказ с его зональными членениями, конечно же, не могло быть единой культуры, которая бы от края и до края развивалась равномерно и одинаково. Внутри общности могут быть выделены отдельные варианты, с накоплением новых материалов и при детальном изучении их можно будет рассматривать как особые, но близкородственные культуры.

К настоящему времени в северокавказской общности намечается несколько локальных вариантов. Условно назовем их прикубанским, верхнекубанским («джегутинским»), кабардино-пятигорским, дигорским и прикаспийским. Каждый из них имеет свои характерные черты.

Памятники прикубанского варианта охватывают в основном центральную часть бассейна р. Кубань с такими мощными ее притоками, как реки Лаба, Белая, Уруп. Именно на этой территории найдены яркие погребальные комплексы, содержащие черты, характерные еще для майкопской культуры (Хатажукаевский аул, станицы Воздвиженская, Андрюковская, Псебайская и др.). До появления новых материалов, уточняющих характерные особенности местных памятников, можно говорить о замене на втором этапе скорченных костяков вытянутыми, об исчезновении гальки на дне могил. Основным типом погребальных сооружений для этого региона следует считать ямы (иногда облицованные деревом — ст-цы Константиновская, Келермесская и др.),