– Чего ждал? – спросил Акрион хмуро.

– Не знаю, – Кадмил пожал плечами. – Например, что придёшь в это своё состояние страстного гнева и снесешь мне башку…

– Я открою людям правду, – перебил Акрион. – Они должны знать, зачем нужны храмы. Должны знать, что нужны богам. И неважно, как зовут этих богов – Локсий и Орсилора, или Аполлон и Артемида. Люди должны знать правду.

Спиро подал Акриону венец из электрума.

– Держи, пацан, – сказал он. – Заслужил. Теперь уж точно.

Акрион взял диадему, но надевать не спешил. Лицо его вдруг исказилось.

– Я спускался в Аид, – сказал он с трудом. – Видел там Гермеса. Видел родителей. И... и сестру. Фимения мертва. Мертва.

Кадмил покачал головой.

– Мне пора идти, – сказал он. – Думаю, с ней всё хорошо...

Он не договорил. Кто-то бежал по коридору. Босые ноги шлёпали по каменным плитам, слышалось сбивчивое дыхание вперемежку со стонами и всхлипами. «А вот и Фимения, – подумал Кадмил. – Перепугалась, небось, шума, когда лудии ворвались во дворец. Спряталась где-то, послала на разведку рабынь. Девчонки донесли, что это пришёл любимый братец. И вот она, несётся его встречать». Он хмыкнул: по крайней мере, хоть кому-то нынешняя ночь принесёт радость. В самом деле, не мог же Акрион в коматозном бреду провидеть гибель сестры…

В зал вбежала девушка. Незнакомая, русоволосая, одетая в простой экзомис. «Рабыня, – сообразил Кадмил. – С севера, видно. А где Фимения?»

– Беда! – воскликнула рабыня. Споткнулась, упала на колено, вскрикнула от боли. – Беда! Госпожа… Скорей! Беда!

Акрион навис над ней – сумрачный, тёмный лицом.

– Кто твоя госпожа? – спросил он.

– Пелонида, Фимения Пелонида! – девушка плакала, сжимала руки в замок. – Идём! Скорей!

«Диковинный акцент, – отстранённо подумал Кадмил. – Из Твердыни или ещё откуда-то?»

– Веди! – бросил Акрион.

Она вскочила и, заливаясь слезами, побежала из комнаты. Бежала неумело, расставив руки, прихрамывала на каждом шагу. Акрион вышел следом – ему не нужно было переходить на бег, чтобы догнать рабыню.

Кадмил и Спиро переглянулись.

– Не ошибся он, похоже, – произнёс Спиро печально. – Неладно что-то с сестрёнкой. Пойдём, что ли?

В коридоре они тотчас нашли путь – манило светлое пятно, до которого было не более дюжины шагов. Поспешили; пятно оказалось дверью, маленькой, неприметной, закрытой прежде подставкой с горшком, откуда до самого пола змеились плети плюща. Сейчас подставка валялась, опрокинутая, рядом с дверью, и растоптанный плющ умирал на мраморных плитах, источая горький летний аромат.

За дверью нашлась винтовая лестница, подобная той, что была устроена в башне Ликандра. Откуда-то сверху слышались глухие рыдания, брезжил свет. Кадмил взошёл по скрипучим ступенькам наверх. Лестница вывела его в низкую комнату без окон. Спёртый воздух был наполнен запахом благовоний. У стены жалась давешняя рабыня, и рядом с нею – ещё две девушки, плачущие. Посредине же комнаты…

– Смерть и кровь, – пробормотал Кадмил.

Она лежала навзничь, далеко откинув руку. Лицо вздулось, как от пчелиных укусов, на висках проступили набрякшие вены. Распахнутые глаза казались сплошь чёрными, но, приблизившись, Кадмил различил в свете чадящего факела, что белки налиты кровью. Из углов рта сочилась пена, растекалась по полу, впитывалась в дерево.

Акрион сидел на полу рядом с телом. Ладонь его покоилась на плече сестры, неподвижный взгляд впился в изуродованное смертной мукой лицо.

Кадмил шагнул к нему. Задел ногой что-то глухо звякнувшее. Под ногами валялся крохотный пузырёк – алабастр с едва различимым нитяным рисунком на глянцевых боках.

– Кто… – казалось, шрам сдавил горло, не пропуская ни звука. – Кто её… отравил?

Акрион качнул головой.

Спиро встал рядом с Кадмилом. Тяжело вздохнул.

– Что ж за ночь-то такая поганая, – шепелявя сильней обычного, пробормотал он.

Кадмил не ответил. Ночь и впрямь была поганой. Но рассвет обещал стать ещё хуже.

Из угла, где сидели рабыни, донёсся шорох. Русоволосая рабыня, шмыгая носом, подошла к Акриону.

– Тебе, – робко сказала она, протягивая лоскут дифтеры. – Сказала… передать тебе.

Акрион посмотрел на неё, словно не понимая. Затем медленно взял дифтеру. Развернул.

И долго, долго читал.

Девушка, стараясь ступать тихо, вернулась в угол. Оттуда вновь послышались всхлипы. Кадмил помассировал ноющую шею. Спиро переступил с ноги на ногу, громко сглотнул.

Наконец, Акрион поднял взгляд.

– Держи, – сказал он Кадмилу. – Думаю, для тебя это важно.

Кадмил, недоумевая, взял листок из его холодных пальцев.

«Милый братец…»

Буквы, бывшие и в начале записки угловатыми, ближе к концу становились вовсе неряшливыми: налетали друг на друга, качались, норовили осыпаться в хвосте каждой строчки. Многие слова приходилось разбирать подолгу, но они того стоили.

Потому что, чем дальше, тем более удивительным делался смысл написанного.

Невероятным делался.

Немыслимым.

«Милый братец…»

Кадмил дочитал до конца, начал сызнова, окончил опять, хотел перечесть в третий раз, но не мог оторвать взгляд от этой первой строки.

«Милый братец…»

Акрион встал, пригибая голову, чтобы не задеть потолок.

– Спиро, прошу, спустись в подвал, – сказал он глухо. – Скажи бойцам, что я велел отпустить Эвнику. И приведи её сюда. Хотя нет. Лучше я сам.

Кадмил сдавленно кашлянул.

– Акрион, – сказал он с неловкостью, – кажется, записка и впрямь очень важная. Дело в том, что это – улика против самого Локсия. Знаю, что прошу о многом... Но нельзя ли её забрать?

Акрион взглянул на Кадмила. Глаза его блестели.

– Спасла, – сказал он невпопад. – Видишь? Как бы то ни было, она меня спасла. Из Аида. И вот теперь её нет. А записка… Что мне этот клочок шкуры? Забирай, если вправду надо.

Он обернулся к рабыням:

– Подготовьте сестру к... В общем, делайте, что положено.

Ещё раз оглянулся на тело Фимении – быстро, украдкой, словно ему запрещали.

А затем отвернулся и принялся спускаться по лестнице.

Кадмил и Спиро последовали за ним. Втроём они вернулись в тёмный коридор – впрочем, уже не такой тёмный, наполненный приглушёнными голосами, шагами, световыми пятнами. Дворец невесть как узнал о