Майет следила за ним с тревогой, словно Тот заглядывал в лицо опасности, которой она не видела.

— Случилось что-то плохое? — спросила она, пытаясь мысленно последовать за ним.

— Нет... нет... просто временами мне не хватает терпения. Я забываю, что должен ждать.

— Чего ждать, Тот? — спросила она, хотя уже знала ответ.

— Сколько необходимо, — сказал он, отвечая не на её вопрос, а на свой собственный. — Сколько понадобится. Может быть, всю жизнь. Я могу ждать. И дождусь.

— Конечно, — прошептала она.

Тот порывисто обернулся и улыбнулся ей.

— Иди, любимая. Иди есть. Я обещаю, что поужинаем мы вместе.

Он взял её за подбородок, поцеловал и вдруг прижал к себе с такой страстью, что Майет задохнулась. Спустя мгновение за ним захлопнулись ворота.

Майет стояла, грустно глядя на отшлифованную временем древесину. Ничего, скоро придёт вечер. Она улыбнулась, проводила взглядом стремительно пролетевшего мимо изумрудно-зелёного пчелоеда и пошла в беседку обедать.

Тот пересёк Большой двор, прошёл в дверь в противоположной стене и двинулся по усаженной деревьями аллее к внешней лестнице, которая вела в его покои. Его настроение становилось всё более мрачным. «Не гневайся на человека понапрасну, — всегда наставлял фараон визиря. — Внушай людям страх; тот не князь, кого не боятся. Воистину лишь страх перед князем заставляет людей соблюдать законы... Не раскрывай себя перед людьми, дабы не возгласили они: «Он всего лишь человек». «Отличный совет, — сказал себе Тот. — Совет древнего царя Аменемхета, годный и для фараона, и для визиря. Хорошо, что у меня есть время подумать над такими вещами...»

Торопиться было некуда. Он учился каждый день, накапливая мудрость, которая помогала ему бороться с временем. Взять хотя бы то, чему сегодня утром научил его ткач и другие люди на рынке. Он не тратил время попусту; всё было правильно, всё необходимо. Впереди у него многие годы, ему только двадцать четыре, он боролся с нетерпением раньше и может бороться снова, может заставить его подчиниться, прикажет замолчать... даже в случаях вроде вчерашнего обеда, когда внутри всё кипело и хотелось закричать во всё горло...

Он перешёл на бег, одолел лестницу несколькими бешеными прыжками и, отдуваясь, остановился на балконе.

— Тьесу! Что случилось?

В дверях стоял Рехми-ра. Тот посмотрел на его слегка испуганное лицо, но ничего не ответил. Только испустил один из своих долгих, мучительных вздохов и прошёл в спальню. С тех пор как он шесть недель подряд думал, что дожидаться короны придётся целую вечность, миновало уже девять лет. Но Тот промолчал. Он больше никогда не говорил ничего подобного.

Тот бросил плащ на спинку кресла, стащил с себя парик простолюдина и начал развязывать узлы шенти.

— Мне нужна ванна, — обыденным тоном произнёс он. — Ты не позовёшь Унаса?

— Да, конечно, Тьесу. — Рехми-ра пересёк комнату и ударил в маленький серебряный гонг.

— Где Амену?

Рехми-ра пожал плечами.

— Ему принесли послание, и он ушёл. Примерно час назад.

Тот посмотрел на него с любопытством, а затем продолжил развязывать узлы.

— Кто принёс? Скороход?

В этот миг вошёл Унас. Не успев ответить, Рехми-ра обернулся и начал давать рабу указания (Тот нашёл их чересчур подробными), как приготовить ванну. Когда Рехми-ра наконец обернулся, он по-прежнему не горел желанием отвечать.

— Ну? — поторопил Тот. — Эго был скороход?

— Нет... Честно говоря, Тьесу, это был... Сехети.

— Сехети? — Тот удивился и поднял глаза. Он знал только одного Сехети — юношу, который в армии присматривал за лошадьми Амену.

— Да, он самый. — Рехми-ра мгновение изучал его лицо, а потом беспечно сказал: — Наверно, парень хотел заработать несколько медяков — уж больно он оборван.

— Да, теперь каждый воин напоминает оборванца. Даже начальники отрядов и полководцы... Рехми-ра, почему ты сразу не сказал мне, что это был Сехети?

— Я думал, что вы расстроитесь. Клянусь богами, я сам расстроился! Это вызывает горестные воспоминания.

— У меня мало других воспоминаний. — Тот сделал паузу, а затем холодно добавил: — Не нужно защищать меня от них, словно я ребёнок. Мои солдаты выступили против меня. Очень хорошо. Это было. Было и прошло.

— Да... Предатели, все до одного!

— Не говори глупостей. Они ничего не могли сделать. Я знал это давным-давно. — Тот сбросил с себя шенти и обнажённый пошёл в ванную. Спустя мгновение Рехми-ра двинулся следом.

— Что вы узнали в городе?

— Многое. Если человек похож на пастуха, его не стесняются. При мне они говорили свободно. Но дело не в свободе... — Тот невольно умолк, когда на него один за другим обрушились каскады сначала холодной, а потом тёплой воды. — Дело не в свободе, с которой они говорили, — продолжил он, когда Унас начал тереть его мыльной глиной. — Я не слышал ни одного слова против царицы. Против сборщиков налогов — да, против судей, против продажных чиновников... но не против божественной Маке-Ра. Они не связывают её имя с этими злоупотреблениями... пока.

— Подождём сбора урожая. Половодье в этом году было ниже обычного. Неужели никто из них не заметил этого?

— Естественно, заметили. Но говорить не хотят.

— Так же, как о пустых казармах?

— И о казармах тоже. Я сам заговорил об этом, но они сменили тему.

Оба мгновение смотрели друг на друга.

— Они знают, — сказал Рехми-ра. — Просто ещё не столкнулись с этим лицом к лицу.

— Да, я думаю, ты прав. Но когда столкнутся, будет поздно. Они ничего не смогут сделать. Она фараон, а они никто. Народ не восстанет.

— Однажды он это сделал.

— Да, однажды! — Тот улыбнулся. — Египту три тысячи лет, а его народ восстал лишь однажды. — Его снова окатили струёй воды, на сей раз только холодной. Он вздрогнул, ощутив, как по жилам устремилась кровь, завернулся в полотняную простыню и пошёл к столу для массажа. — Всего один раз, но воспоминание об этом ужасе живёт в памяти прапраправнуков восставших. После этого в стране на четыреста лет воцарился хаос. Рехми-ра, я бы не хотел, чтобы это повторилось. Только не при мне. Ни за что! Уж лучше вторжение. Гиксосы оставались здесь всего двести лет. Народ может победил, захватчиков, но не самого себя.

— Но если вы поведёте их...

— Я? За мной они не последуют. Ещё рано. О боги! Я для них ничто. Ма-ке-Ра — всё. — Какое-то мгновение Тот лежал молча, положив подбородок на сжатые кулаки и вдыхая густой аромат мирры и розового масла, которыми были пропитаны усердно работавшие ладони Унаса. — Прибыл гонец из Тару?

— Да, но он ничего не обнаружил.