Ривиец, которому Паран располосовал лицо, лежал совсем близко, не подавая никаких признаков жизни. Капитан увидел, что ривийцы не покусились на обеих его лошадей и не тронули поклажу.

Круг кочевников расступился, пропуская вперед ребенка… Девочке было не больше пяти лет. Воины глядели на нее с каким-то благоговением и даже страхом, торопясь дать ей пройти. Всю одежду ребенка составлял балахон из шкуры антилопы, подвязанный веревкой. Девочка шла босиком.

Капитан едва не задохнулся. В походке ребенка было что-то до боли знакомое. И глаза под тяжелыми веками. Парану стало не по себе.

Подойдя к Парану, маленькая ривийка остановилась. Ее круглое личико сделалось задумчивым. Она протянула к капитану руку, но тут же снова опустила.

«Дитя, неужели я тебя знаю?» — молчаливо вопрошал Па-ран.

Вглядываясь в лицо девочки, он не заметил старуху. Та встала за нею, опустив ей на плечо свою морщинистую руку. Старуха вперилась глазами в капитана. Девочка заговорила с ней на певучем ривийском языке. Паран ожидал услышать звонкий детский голос, однако голос этой девочки был на удивление низким и взрослым. Старуха молча скрестила на груди руки. Девочка снова обратилась к ней. Паран не понимал слов, но чувствовалось: ребенок на чем-то настаивал.

— Пять наших копий посчитали тебя врагом, — сказала старуха на языке дару. — Пять копий ошиблись.

— Но у вас больше копий, — ответил ей Паран.

— Ты прав. И богам, что благоволят тебе, у нас никто не поклоняется.

— Так расправьтесь со мной, — сердито бросил старухе Паран. — Я устал от этой игры.

Девочка опять заговорила со старухой. Теперь она не просто настаивала, а повелевала. Старуха удивленно смотрела на нее. Девочка продолжала; скорее всего, она что-то рассказывала или объясняла старухе. Выслушав ребенка, ривийка перевела свои темные, блестящие глаза на капитана.

— Ты малазанец. Между малазанцами и нами существует вражда. Ты тоже считаешь нас врагами? Говори правду. Ложь я сразу распознаю.

— По происхождению я малазанец. Но я не считаю ривийцев своими врагами. Я предпочел бы вообще не иметь врагов.

— У этого ребенка есть для тебя утешительные слова, — моргая, сказала ему старуха.

— Зачем они мне?

— Чтобы жить дальше.

Паран не верил своим ушам.

— Какие слова могут быть у этой девочки? Я ее впервые вижу.

— Она тоже видит тебя впервые. Но вы знаете друг друга.

— Быть такого не может!

Глаза старухи сделались суровыми.

— Так ты готов выслушать эти слова? Она предлагает тебе дар. Ты его примешь или швырнешь ей в лицо?

— Я никого не хочу оскорбить. Если у этой девочки есть что мне сказать, я готов выслушать ее слова.

— Она говорит, чтобы ты не горевал. Женщина, которую ты знаешь, не прошла через ворота Смерти. Она ушла в далекие земли, туда, куда не добраться душам смертных. Но теперь она вернулась. Будь терпеливым, воин. Вы обязательно встретитесь. Так обещает этот ребенок.

У Парана заколотилось сердце.

— Про какую женщину она говорит?

— Про ту, которую ты считал погибшей.

Паран вновь посмотрел на маленькую ривийку… Знакомые черты лица… Этот удар был сильнее всех, полученных им сегодня. Парану казалось, что он сейчас упадет.

— Быть того не может, — прошептал он.

Девочка исчезла в клубящемся облаке пыли.

— Постой!

Вслед за его криком раздался другой. Стадо бхедринов встрепенулось и пустилось дальше. Паран уже не видел ни старухи, ни воинов — только спины бегущих животных. Он хотел было догнать девочку, но понимал, что бхедрины затопчут его насмерть.

— Постой! — снова крикнул капитан, но его крик потонул в грохоте копыт.

Дырявый Парус!

Парану пришлось ждать едва ли не целый час, пока последние бхедрины пробежали мимо него, унося с собой пыльное облако. Капитан следил глазами, как оно удаляется на север, постепенно скрываясь за холмами.

Он забрался в седло и поехал дальше, к Гадробийским холмам, видневшимся на юге.

«Что же ты наделала, Дырявый Парус? — Капитан вспомнил, что Тук видел цепочку маленьких следов, уходящих от почерневшей колонны — спекшихся останков колдуньи и Беллурдана. — Клобук тебя накрой, Парус! Неужели ты задумала все это еще в Крепыше? И почему заново родилась среди ривийцев? Когда же ты успела так вырасти? И кто ты теперь? Смертный человек? Но зачем, для чего ты выбрала племя кочевников? И какой ты предстанешь, когда мы увидимся снова?»

Капитан подумал о громадном стаде бхедринов. Ривийцы гнали его на север. Большое стадо. Мяса бхедринов вполне хватило бы, чтобы накормить… армию на марше. Паран хлопнул себя по лбу: армия Каладана Бруда движется в сторону Крепыша. Едва ли Дуджек готов к новому сражению. Однорукий, поди, и не знает о грозящей беде.

Паран прикинул время. До захода солнца оставалось еще часа два. За Гадробийскими холмами скрывалось Лазурное озеро и Даруджистан. А в Даруджистане — взвод сержанта Бурдюка.

«А во взводе — повзрослевшая девчонка. Почти три года я разыскивал эту девчонку, одержимую властью бога. Но враг ли она мне теперь? — Капитан не стал доискиваться ответа на свой мысленный вопрос. — Боги милосердные, ну и путешествие! А я-то думал, что проеду по Ривийской равнине тихо и спокойно, не привлекая ничьего внимания. Дурацкая мысль. У философов столько понаписано о стечении обстоятельств. Похоже, я — живое стечение обстоятельств; как магнит притягиваю к себе Властителей. Причем на их же беду. Хоть я и немилосердно обошелся с одним из Шутов, они помогли моему мечу одолеть пять ривийских копий и не погибнуть от рук кочевников. Чем это объяснить? Может, тем, что я больше не играю ни в чьи игры? Я перестал быть орудием адъюнктессы и слугой империи. Я сказал старухе-ривийке, что вообще предпочел бы не иметь врагов. Я не солгал. Так оно и есть. Мне больше не нужны враги… Ты, Ганоэс Паран, — вечная загадка. Даже для себя».

Паран пустил лошадь вверх по склону. Достигнув вершины, он вынужден был сильно натянуть поводья. Лошадь выпучила глаза и, гневно фыркая, замотала головой. Однако Парану сейчас было не до ее жалоб. Рука потянулась к ножнам, вытащив меч.

На вершине горел костерок. Возле огня сидел человек в тяжелом боевом облачении. Рядом пасся хромой мул. Завидев Парана, человек с кряхтением стал подниматься на ноги. В руке он держал короткий меч.

Паран огляделся. Все говорило о том, что воин здесь один. Подъехав поближе, капитан остановил лошадь.

— Сражаться мне затруднительно, но если ты настаиваешь, я готов, — сказал человек на языке дару.

Паран мысленно поблагодарил адъюнктессу. Когда-то она потребовала, чтобы он прошел тщательную и всестороннюю выучку. На языке дару он говорил столь же свободно, как и на родном малазанском.