Король встал перед нею.

Это произошло во второй раз за десять минут.

Она посмотрела на Людовика XV вопрошающе.

— Надо ли? — спросил король с чрезвычайно загадочным видом.

— Нет, — без колебаний отвечала строптивая принцесса, которой в этом вопросе монарха померещилась угроза.

Король безжалостно расхохотался; сама графиня тоже не смогла удержаться от смеха.

— Э, да в чем дело? — спросила удивленная принцесса. — Какое-то пари?

— Тихо! — шепнул ей король, прижимая палец к губам. И он двинулся дальше, оставив ее сильно заинтригованной.

— Но я, по крайней мере, выиграла? — закричала мадемуазель де Шароле, бегом догоняя Людовика XV, успевшего уже отойти далеко.

— Как на это посмотреть, — обронил король. Принцесса остановилась; на нее оглядывались, и она принялась рассказывать всему собранию о своем приключении. Через мгновение среди присутствующих не осталось ни одного, кто бы не знал, что мадемуазель де Шароле выиграла некое пари, и, видя знаки, которые подавал король, все поверили этому.

Тогда, коль скоро мадемуазель де Шароле была сестра министра, да к тому же сама была могущественна и очень хороша собой, каждый счел за благо, взяв с нее пример, отвечать «нет» на вопрос короля «Надо ли?».

Король не переставал смеяться, и все прочие тоже хохотали. Он и графиню вовлек в свою игру, в свое буйное веселье. Это всеобщее неистовым потоком затопившее «нет», переходя из уст в уста, уже сделало невозможным иной ответ на вопрос его величества, кроме отрицательного.

Людовик направился к Ришелье.

Тот, будучи одним из самых изворотливых придворных, сообразил, что за всем этим что-то кроется, и с шутливыми ужимками бросился бежать при приближении короля и графини, а потом укрылся за спинкой кресла, в котором сидела г-жа де Майи.

Устремившись в погоню, Людовик, преследовавший его, оказался вынужден остановиться перед г-жой де Майи, которая при этом поднялась с места, охваченная смятением.

Рука графини Тулузской удержала Людовика XV в то мгновение, когда он предстал перед графиней.

При первом взгляде на нее король удивился, если не испугался.

Не ведая того, он попал под прямое воздействие электрических токов, целыми потоками изливавшихся из черных глаз г-жи де Майи — главного ее украшения — и весь вечер направленных на него одного.

Он собирался произнести свое «Надо ли?» жестко, ибо ощущение, которое он испытал, оказавшись лицом к лицу с г-жой де Майи, приятным не было.

Ведь есть что-то от страдания в любом слишком сильном чувстве, будь это чувство даже наслаждением.

Но очарованный, покоренный тем жарким пламенем, которым дышало лицо графини, он невольно смягчил свои жесты, свой тон. Его взгляд из жгучего стал робким, в голосе зазвучала нежность, почти мольба.

— Надо ли? — спросил король так, как мог бы спросить: «Вы меня любите?» Графиня де Майи, в свою очередь потрясенная пылкой симпатией, волна которой, источаемая сейчас всем существом короля, внезапно хлынула на нее, побледнела, прижала руку к сердцу и проговорила:

— Да.

И ему показалось, будто она ответила: «Любите меня».

Все это заняло меньше времени, чем вспышка молнии.

После г-жи де Майи единственным человеком, к которому король еще не обращался с вопросом, остался герцог де Ришелье.

Укрываясь, но не вполне спрятавшись за спинкой кресла, он выпрямился, пораженный этим кратким обжигающим диалогом.

Он все понял и по выражению двух голосов, полных такой нежности, и по этой трогательной, многозначительной пантомиме.

— Да, — сказал он королю еще прежде, чем Людовик XV успел задать ему свой вопрос. — Да, государь, да, да, да!

Придворный тотчас сообразил, что сейчас прогадал бы всякий, кто бы ответил иначе, чем г-жа де Майи.

— Ну вот, — сказал король, отведя графиню Тулузскую обратно на ее место, — как видите, сударыня, по воле случая, своенравного, как никогда, от ста персон наше число сведено к пяти, из которых трем даже не довелось сделать свой выбор. Что же мы можем сделать впятером, я вас спрашиваю? Ничего!

— Впятером, — возразила графиня Тулузская, — мы можем сыграть в уголки или в жмурки.

— Однако ж, — вставил король, — в этой последней игре разве мы не будем безнадежно уверены, что никогда не ошибемся? Слишком уж хорошо мы друг друга узнаем.

— Значит, вы отказываетесь, государь?

— Мне кажется, что…

Король хотел было сказать «да», но вдруг оглянулся, будто притянутый незримой цепью, и заметил неотрывно сосредоточенный на нем, терпеливый, цепкий, неутомимый взгляд г-жи де Майи.

— Клянусь, нет, не отказываюсь! Непредвиденное забавнее всего, что есть на свете.

— Хорошо; только надо посоветовать господину де Ришелье и госпоже де Майи быть повеселее, не то ваше величество рискует заскучать у себя в апартаментах еще скорее, чем в Опере.

— Заскучать? — протянул король и повторил: — Заскучать… Нет, вот уж не думаю, что мне станет скучно.

И он все поглядывал туда, откуда смотрели на него чарующие, притягательные глаза.

Потом, после недолгого молчания, он добавил:

— Предупредите графа Тулузского о предстоящем развлечении, графиня, и ту даму тоже. А я…

— Вы, государь?..

— Я перекинусь словечком с господином де Ришелье. Ришелье уже и сам, подобно г-же де Майи, не спускал с короля глаз; он устремился к нему по первому его знаку.

— Не правда ли, государь, я выиграл? — спросил он.

— Признаться, да! — отвечал король.

— Смею ли я, — прибавил Ришелье с поклоном, — осведомиться у его величества, в какой игре?

— Герцог, мы сейчас немного позабавимся без свидетелей.

— Где же это произойдет, государь?

— У меня. Тихонько постучитесь в дверь моей опочивальни, когда все улягутся.

Кровь чуть не бросилась в лицо Ришелье, так он возликовал.

Что касается г-жи де Майи, то она побледнела и едва не лишилась чувств, когда графиня Тулузская сообщила ей эту желанную весть.

«Держу пари, — сказал себе Ришелье, откланиваясь вместе со всеми, но, в отличие от прочих, одураченных, зная, сколь обманчиво это расставание, — держу пари, что ночь, которая ныне наступает, сильно подвинет меня к достижению моих целей».

И, вместо того чтобы направиться к своему экипажу, он притаился в маленькой комнатке, где графиня Тулузская уже спрятала г-жу де Майи.

Ришелье никогда в жизни не пришлось и словом обмолвиться с мадемуазель де Нель, он никак не выделял эту даму раньше, до этого достопамятного вечера, картину главных событий которого мы только что бегло набросали.