наступил самый критический момент за все дни обороны. Противник вышел на подступы к городу, находясь от него всего в каких-то 800 метрах.

В такой обстановке, полковник принял, казалось бы, немыслимое решение, введя совершенно новое понимание в теорию военных действий, изменив положения боевых уставов по вопросам ведения оборонительного сражения.

Он решил, отступая — наступать, там, где противник не ждет, громить его по частям, по всей линии фронта.

Первым такой удар он решил нанести в полосе обороны бригады Фикрята Мамедова.

Открытая местность, с небольшими высотками, без естественных укрытий, в полосе обороны 130 бригады, для реального наступления явно не годилась. Даже противник, потеснив бригаду с господствующих высот, не решался развивать успех, чтобы не попасть под губительный огонь артиллерии обороняющихся войск. Единственная высота 781 на том направлении, которая за последние сутки, трижды переходила из руки в руки, удерживалась бригадой из последних сил. Чтобы закрепить свои теоретические расчеты по переходу к новой тактике ведения оборонительного боя, полковник решил выехать на эту высоту и на месте до конца решить все вопросы, предстоящих действий.

Приказав своему радисту вызвать на высоту 781 командира 130 бригады, он взял с собой рабочую карту и выехал на передовую.

Перед деревней Бурундж, его ждала охрана, высланная командиром бригады. Оставив машины за деревней в овраге, в сопровождении группы автоматчиков, они стал пробираться к переднему краю. Еще утром в этом районе шло наступление армянских подразделений, земля была изрыта воронками снарядов, невдалеке догорали останки двух танков и нескольких автомашин противника.

Умелой контратакой резерва бригады враг был отброшен с большими для него потерями. Враг огрызался, ведя изнурительный артиллерийский огонь по высоте, на которой закреплялись подразделения 130 бригады.

Где перебежками, где переползаниями полковнику и его группе прикрытия удалось проскочить опасный участок обстрела и спуститься в окопы на переднем крае. Проходя по траншее, полковник внимательно рассматривал находящихся там солдат, офицеров, отмечая про себя их усталый и изможденный вид. Он прекрасно знал, что вот уже которые сутки, они спят урывками между боями, недоедая и не имея возможности привести себя в порядок.

Многие бойцы и командиры узнавали командующего, приветствовали его, при этом глаза их светились гордостью за свою проделанную работу. Комбриг Мамедов встретил его у входа в блиндаж, который они успели привести в порядок после боя.

На самодельном столе была развернута рабочая карта командира, видно было, что он готовился к докладу обстановки. Но полковник не за этим вызвал комбрига на высоту, чтобы заслушать решение по сложившейся обстановке в полосе обороны его бригады. Сейчас ему нужно было посоветоваться с этим отважным человеком, имеющим огромный двухлетний опыт войны в Афганистане, где он командовал десантной ротой, к тому же закончил самую престижную Военную Академию имени Фрунзе.

Фикрят Мамедов, после кровопролитных боев на Талышском направлении и сдачи господствующих высот, был морально угнетен, но не сломлен и управлял бригадой уверенно, умело, маневрируя артиллерией, наносил противнику чувствительные удары. Однако сил у бригады, чтобы вернуть утраченные позиции не хватало. Бригада каждый день отражала несколько яростных атак врага и несла невосполнимые потери. Эти обстоятельства все больше угнетали командира, хотя он не опускал руки, продолжая оборонять подступы к городу Нафталан. Поздоровавшись с Мамедовым, полковник не стал задавать, как обычно в таких случаях вопрос, о положении на фронте обороны, а сразу спросил:

— Послушай Фикрят, сколько ты так будешь метаться и отступать? Не надоело тебе афганцу бегать от хачиков? — он говорил, а сам внимательно следил за реакцией боевого товарища.

На скулах комбрига забегали желваки. Мамедов не скрывал своей досады, выслушав вопрос, и как только полковник замолчал, он резко заявил:

— Вы знаете, что сил у бригады вообще нет. Участок обороны 12 км, а в бригаде всего 850 человек. Так что, знайте, не могу больше обороняться, что хотите, приказывайте, но не обороняться, — он с досады пнул рядом стоящий ящик из под боеприпасов.

Полковник улыбнулся, он точно рассчитал реакцию комбрига.

— Садись Фикрят, — предложил ему полковник, — разговор у нас будет долгий, а в ногах правды нет, так ведь говорится в народе?

Беззаветная любовь к Родине и преданность воинскому долгу у этого отважного человека, вызывало чувство восхищения и гордости у полковника, за то, что судьба подарила ему возможность воевать и защищать родную землю вместе с таким офицером, как Фикрят Мамедов.

— Фика, — так любезно звали комбрига его близкие друзья, — значит, надоело тебе бегать от армяшек, да? Афганец, два килограмма орденов на груди, три ходки по тылам таллибов в Пакистане и, на, тебе, какие-то армяшки-деревяшки долбают тебя, и ты зарываешься в землю, как крот, — полковник говорил, улыбаясь, давая понять Фике, что это шутка. Но у Мамедова не было настроения для шутливого тона и при напоминании об отступлении, на его скулах снова заиграли желваки. Он так сжал кулаки, что заблестели костяшки на пальцах.

Внезапный приезд командующего фронтом на самую передовую линию и его шутливый тон ничего хорошего не сулил бригаде, и по своему опыту, комбриг это прекрасно понимал. Только утром, докладывая обстановку, он указал, что сил обороняться нет, что в его резерве находится 120 человек, собранных из бригадного оркестра, писарей штаба и поваров хозяйственного взвода.

— Ты, вот что, — полковник продолжал улыбаться открытой улыбкой, хотя прекрасно было видно, что это ему нелегко удается, — пока суть да дела, собери оставшихся в живых командиров всех степеней, до отделения включительно. Если вместо командиров командуют солдаты, то их тоже пригласи мне хочется с ними посоветоваться.

Комбриг сначала не понял, — «что значит посоветоваться», но задавать вопрос не стал. Крикнув порученца, он отдал распоряжение.

— Чай даже не могу вам предложить, товарищ полковник, — Фикрят не скрывал досады, — вы уж не обессудьте, вот приедете ко мне после войны в Лянкарань, так мы с вами не только чай попьем, но и непременно отведаем хорошего «лявянги» из кутума. Мама моя здорово его готовит — как-то с грустью сказал он.

При упоминании о матери, глаза его засияли лучезарно, с любовью. Все замолчали, погруженные каждый в свои мысли. Тем временем блиндаж стал заполняться бойцами, они выстроились полукругом. Многие из них впервые так близко видели своего командующего, от имени которого им передавались приказы, о котором на фронте рассказывались солдатские небылицы. Командиры не скрывали своего любопытства, разглядывая человека, от которого зависела не только их судьба, но и судьба многих сотен тысяч людей в прифронтовой полосе. Полковник чувствовал на себе их внимательные и вопросительные взгляды. Стоя перед ними, он четко понимал, что в данной обстановке, когда