— Даже после того, как объявили об окончании войны, мы продолжали искать секретные лаборатории, освобождая тех, кто был еще жив и стирая с лица земли все, что только могли найти! Мы провожали группы Берсерков, которые возвращались домой в свои земли, чтобы им не смогли причинить вред…но самый большой шок каждый из нас испытал, когда мы сами возвращались домой последними, убедившись, что среди расформированных частей не осталось больше Беров.

От того, как все напряженно застыли стало не по себе!

Даже обычно холодный и безэмоциональный Лютый вытянулся на руке, садясь на своей лежанке и увлекая за собой Злату, которую усадил аккуратно на свои ноги.

Напряжение, повисло в стенах домика звенящим молчанием и напряженными мужчинами, которые не моргая смотрели на Отца, впитывая каждую его эмоцию, отчего казалось, что воздух под шатким потолком сейчас просто начнет искриться и щелкать электрическими разрядами.

И я не знала кому в этом случае было проще — нам с девочками, которые ничего не подозревали и только напряженно ждали продолжения рассказа. или нашим медвежьим мужьям, которые не знали так же, но ощущали все в сотни раз острее, отчего их тела застыли и напряглись выпирающими тугими мышцами.

— На землях Бурых вдали от основных боевых действий, которые к тому моменту уже закончились мы нашли еще одну лабораторию… — судя по тому, с какой силой сжал челюсти Отец, да так яростно, что его клыки звучно клацнули в нависшей тишине, у меня в буквальном смысле уже отнимались руки от переживания, и попытки понять заранее, что же там увидели Берсерки и что может быть еще страшнее, чем Ледяной рассказал до этого, — …мы могли ожидать чего угодно от наших врагов. Тех, кто посчитали, что смогут захватить весь мир и поработить народы. Но никто не ожидал ничего подобного от людей, которых мы защищали ценой собственной жизни. Ценой нашей тайны, которая не должна была стать доступной для людей не при каких обстоятельствах! С кем мы делили нашу боль и кровь…

Отец тяжело потер переносицу, отрывисто выдохнув и глухо продолжив:

— …В этой лаборатории ученые работали над созданием того, кого они называли «суперсолдат». Существом, рожденным от женщины и зверя. Мы видели отчеты и фотографии истерзанных тел сотен молодых девушек, которых направляли в клетки к самцам горилл для спаривания, ожидая затем потомства от тех, кто выживал…

Я судорожно закрыла глаза, ощущая, как мокрые ресницы впечатались в мою холодную кожу, и комок тошноты застрял в горле, мешая дышать.

Это было отвратительно и страшно!

Это просто не поддавалось никакому разумному объяснению и принципам человечности!

— Это был словно удар в спину, — тихо выдохнул Отец, и почему то мне казалось, что он качал головой, тоже не понимая и не в силах забыть того, что увидел в те страшные, безумные года, — …в самое сердце. После этого никогда и ничего не было как прежде. И Карат был прав в том, что перестал доверять людям…

Не в силах открыть своих глаз, я прижалась к Нефриту, ощущая его дрожь и пытаясь дышать лишь им, чтобы прийти в себя, чтобы обнять его крепко-крепко и стать той маленькой, но твердой опорой в этой жизни, на которую он смог бы рассчитывать всегда и во всем.

В голове крутились мысли, от которых мир кружился в какой-то адской воронке!

Слишком много жуткой и безумной информации было получено, чтобы я смогла справиться с собственными мыслями и эмоциями, в эту секунду понимая только одно — Карат не враг!

Он пережил и увидел слишком многое, и сделал все невозможное и возможное, чтобы защитить свой род от людей… ион был прав!

— …Я читала о том, что рассказал папа… — тихо прошептала Злата, всхлипнув, — … рассекреченные документы Второй мировой…

Лишь услышав, как скрипнуло полуразвалившееся крыльцо домика и зашуршал плед, который заменял дверь, я поняла, что шар моих эмоций с грохотом лопнул, оглушая лавиной выплеснувшихся эмоций, удушливыми рыданиями и щемящей нежностью, от которой в груди становилось невыносимо больно.

Я не знаю, кто из нас с девочками перовой ломанулся к вошедшему Карату, который застыл у порога с удивленно вытянутым лицом и распахнутыми глазами, когда сразу трое девушек неслись к нему, рыдая и всхлипывая, чтобы повиснуть на его мощном обнаженном торсе, отчего бедному шокированному до глубины души Беру, пришлось растопырить руки в стороны, в которых болтались длинные жирные рыбы по пол метра в длину.

— ….93939…..

Если бы не было так печально и больно на душе, я бы наверное рассмеялась, сквозь мокрые от слез глаза видя, как черные ресницы Карата захлопали, пока он пытался понять, что тут случилось и почему все девушки висели на нем, рыдая, покосившись на улыбающегося Ледяного и тихонько выдохнув впервые неуверенно и даже наверное смущенно:

— …ужин спалили?

— Неа.

— А что тогда стряслось?…

Забавно и приятно было видеть смущенное недоумение Карата и умилительную широкую улыбку Ледяного, пока он наслаждался новыми эмоциями своего старинного друга. которые было не так то просто увидеть. когда наконец Отец хлопнул в ладони пророкотав своим привычным раскатистым басом, обращаясь к смущенно застывшим Берам:

— Ну?! Чего замерли, вши моржа недоростка?! Рыба не чищена! Ужин не готов! Чего сидим булки греем?!

Я рассмеялась. слыша, как захохотали все Берсерки, включая недоуменного Карата. который передал новую порцию рыб довольному Отцу, покосившись на него прищурено, но не злобно, явно намекая на то, что им предстоит разговор за пределами наших волнительных ушей, и аккуратно обнимая нас — осторожно и ненавязчиво, чтобы буквально через пару секунд легко подтолкнуть в сторону наших смеющихся мужей.

И, знаете, если Ледяной был словно Супермен, который всегда спешил на помощь и обожал детей, то Карат отныне был для меня Бэтмен — истинный черный рыцарь, который во тьме и мраке, безмолвный и не ожидающий благодарности защищал свой род, не жалуясь на боль, страдания и полное одиночество.

Это были мои супергерои!

Это были мои отцы!

Лежа прямо на теле своего большого мужа, который растянулся на холодном полу, закинув одну руку за голову, а второй обнимая меня, я никак не могла перестать гладить его по груди кончиками пальцев, слушая ровное сердцебиение, но не в силах прогнать от себя мыслей.

То, что я услышала сегодня от нашего первого папы. было откровением таким пронизывающим и страшным. что невозможно было так просто отбросить его слова в памяти как можно дальше и погрузиться в беспокойный сон хотя бы ненадолго.

Мне кажется, никто в нашем доме не спал…

В том, как лежала скованно Злата, непривычно крепко обнимая мощный торс Лютого, даже если их глаза были закрыты.

В том, как обнимал он в ответ свою любимую Зопотинку, зарываясь длинными сильными пальцами в ее распущенные волосы.