После смерти императора тело обмыли камердинеры. Скульптор барон П. К. Клодт снял традиционную гипсовую посмертную маску с лица императора, а художник Э. П. Гау набросал эскиз будущего портрета умершего императора. В 15 ч 30 мин. к усопшему в его Нижний кабинет из своих покоев спустилась императрица Александра Федоровна. Она долго сидела одна рядом с телом упокоившегося мужа.

Официальный медицинский диагноз смерти императора Николая Павловича – «паралич легких». То, как умирал император Николай Павлович, действительно заслуживает уважения. Он простился со всеми. Призвав внука[784], сказал ему: «Учись умирать». Его слова не расходились с его делами. Незадолго до смерти в одном из разговоров он обронил: «Я должен служить во всем по порядку. А уж если стану дряхл, так уж в чистую отставку пойду… Если не гожусь на службу, – уйду, а пока есть сила, буду перемогаться до конца»[785]. Он сам назначил зал в Зимнем дворце, где должно было находиться его тело до перенесения в Петропавловскую крепость, он сам определил себе место захоронения и просил, чтобы похоронные церемонии проходили как можно скромней, а траур был самый короткий.

19 февраля 1855 г. тело царя забальзамировали. Сохранился перечень медиков и официальных лиц, принявших участие во вскрытии и бальзамировании царя. Это министр Императорского двора граф В. Ф. Адлерберг, лейб-медики М. А. Маркус, Э. И. Рейнгольдт, лейб-хирурги И. В. Енохин и доктор Ф. Я. Карелль и М. М. Мандт. В документе упоминаются также прозекторы Медико-хирургической академии – В. Л. Грубер и Шульц. Процессом бальзамирования руководил професор П. А. Наранович[786].

Траурная зала (Готическая гостиная) с телом императора Николая I

Э. П. Гау. Готическая гостиная великих княжон. 1868 г.

21 февраля 1855 г. тело Николая Павловича после бальзамирования перенесли в Готическую гостиную на первом этаже северозападного ризалита Зимнего дворца. Для всех желающих попрощаться с императором открыли подъезды Зимнего дворца. 24 февраля тело перевезли в Петропавловский собор, и 5 марта 1855 г. в 11 часов утра совершился обряд его погребения.

После смерти Николая I его Нижний кабинет на долгие годы стал самым почитаемым мемориальным местом в Зимнем дворце. Причем почитаемым не по приказу свыше, а по долгу сердца. Таким он оставался не только до трагических событий 1917 г., но и вплоть до конца 1920-х гг., пока его не превратили в один из обезличенных залов Государственного Эрмитажа.

Тогда, в скорбные дни февраля 1855 г., бывшая фрейлина императрицы Александры Федоровны – А. О. Смирнова, урожденная Де-Россет, посетила Нижний кабинет Николая I: «Я пошла осмотреть эту комнату, скорее келью, куда в отдаленный угол своего огромного дворца он удалился, чтобы выстрадать все мучения униженной гордости своего сердца, уязвленного всякой раной каждого солдата, чтобы умереть на жесткой и узкой походной кровати, стоящей между печкой и единственным окном. Я увидела потертый коврик, на котором он клал земные поклоны утром и вечером перед образом в очень простой серебряной ризе (откуда этот образ, никому неизвестно)… сильно подержанное Евангелие, подарок Александра Павловича (его он, как сам мне говорил, читал каждый день, с тех пор как получил в Москве после беседы с братом Александром у Храма Спасителя), экземпляр Фомы Кемпийского, которого он стал читать после смерти дочери, несколько семейных портретов, несколько батальных картин по стенам (он их собственноручно повесил), туалетный стол без всякого серебра, письменный стол, на нем пресс-папье, деревянный разрезательный нож и „Одесская бомба“[787]. Стол был заполнен также бумагами, рапортами, схемами. В углу комнаты стояло несколько карабинов».

Смерть Николая I стала осязаемым рубежом, расколовшим век XIX на две половины. Л. В. Дубельт писал: «Боже мой! Не стало нашего Государя Николая Павловича! Плач всеобщий, всеобщее изумление – никто не верит, чтоб этот дуб телом и душою, этот великан так внезапно свалился!.. Удар неожиданный, никто не подозревал, что недуг его принял опасное направление. Скорбь так велика, что описывать ее дело невозможное»[788]. В воспоминаниях камер-юнгферы императрицы Марии Александровны А. И. Яковлевой также пишется о том, что «кончина императора Николая Павловича была для всех совершенно неожиданной, почти до последнего дня надеялись на его выздоровление, т. к. здоровье его всегда считалось несокрушимым»[789].

По описаниям современников, горожане бурно реагировали на внезапную смерть царя: «Народ увидел тут неестественную смерть, и толпы бросились к Зимнему дворцу, требуя на расправу врача Мандта. Последнего успели спасти; он скрылся из Зимнего дворца задними ходами. Мандту угрожала неминуемая опасность быть разорванным на клочки народом»[790]. В этот же день Л. В. Дубельт записал: «В народе слышны были еще жалобы на докторов: „Отдали бы их нам, мы бы разорвали их!“»[791]. Примечательно, что народу, собравшемуся на Дворцовой площади, первым о смерти царя неофициально сообщил его кучер, который, выйдя к толпе, едва смог ей объяснить, от какой болезни скончался царь[792].

Говоря о слухах, надо отметить, что они, как это обычно и бывает в подобных ситуациях, начали распространяться в Петербурге уже на момент болезни и смерти царя. А. Ф. Тютчева пишет в дневнике, что одна из фрейлин, А. Блудова, говорила о том, что «необходимо уговорить государя немедленно опубликовать подробности смерти императора Николая Павловича, так как в народе уже ходит множество слухов, волнующих массы и могущих привести к беспорядкам», что в печати «не было помещено ни одного бюллетеня о болезни императора». «Говорят об отравлении, уверяют, что партия, враждебная войне, хотела отделаться от императора, обвиняют Мандта, которому давно не доверяют, – одним словом, тысячи нелепых слухов»[793]. Для того чтобы пресечь их распространение 24 и 26 февраля 1855 г., и были «опубликованы подробности смерти покойного императора»[794].