стала потворствовать незаконному поведению при обычных обстоятельствах, но, узнав сегодня утром о Stinton Investment, я бы предпочла установить противоречивые модели в своей гостиной, чем нарушать закон только ради того, чтобы угодить эгоистичному придурку со слишком большими деньгами.

— Я позволю боссу объяснить детали. — Медсестра указывает на закрытую дверь и слегка наклоняет голову. — Кофе?

— Все в порядке, — говорю я, хватаясь за сумочку.

— Само собой.

Я подхожу к двери, готовлю улыбку типа "Я с этим справлюсь" и стучу.

— Войдите, — бурчит мужчина.

Мои пальцы замирают на дверной ручке. Я узнаю голос за дверью. Он резкий. Грубый. Нетерпеливый. И это принадлежит человеку, который регулярно обращается со мной как с городским изгоем.

Моим первым побуждением было бы отступить, но медсестра была совсем рядом и смотрела на меня так, словно я пришла спасти ее разоренный войной родной город и привести их к процветанию. Съежившись внутри, я толкаю дверь и вхожу.

Комната на удивление просторная и светлая, из больших окон открывается вид на группу высоких деревьев. Одно единственное кресло стоит напротив бирюзового дивана в центре комнаты. Стены голые, если не считать абстрактной живописи. Цвета зеленый, кремовый и вкрапления красного. Это изысканно. То, что я бы выбрала сама.

— Санни?

Мой взгляд отворачивается от мебели и натыкается на пару сверкающих изумрудов в оправе, созданной для телевидения, фильмов и, возможно, даже для трона.

— Даррел. — Имя срывается с моих губ с оттенком беспокойства.

— Что ты здесь делаешь? — Его брови сходятся на переносице. Резкие скулы и точеная линия подбородка насмехаются надо мной своей красотой. — У меня нет на это времени. — Он смотрит на часы, поджимая губы еще сильнее, когда я остаюсь на месте. Это самое большее, что он когда-либо говорил мне за все время, что я его знаю. Честно говоря, мне следовало бы стукнуть его по голове своей сумочкой и незаметно убраться отсюда.

Вместо этого я складываю руки вместе. — Что ты здесь делаешь?

— Практикуюсь. — Его глаза пронзают меня насквозь. Как что-то такое красивое может быть таким холодным?

— И я здесь, потому что ты умолял меня прийти.

— Я? — Он фыркает.

— Да, ты.

— Я не умоляю.

Разговор между нами постепенно переходит границы в десять слов. Это означает, что Даррел Хастингс либо пьян, либо находится в состоянии чрезмерного стресса.

Я указываю на него. — Ты поднял большой шум. Отверг всех остальных дизайнеров. У Шаньи чуть не разболелась голова. — Я подхожу к картине. Это действительно красиво. — Я единственная, кому разрешено работать над твоим домом. Ты так и сказала Шанье. — Поворачиваясь, я демонстрирую гордую улыбку. — Итак, я здесь.

Удивление, сквозящее в выражении его лица, доставляет больше удовольствия, чем блюдо с чизкейком в моем любимом кафе. Возьми этого ворчливого неандертальца.

— Ты… украсила мой фермерский дом?

— Я не знала, что он твой. — Я складываю руки на груди. Если бы я это сделала, то, возможно, оставила бы заколотого плюшевого мишку в саду, чтобы он почувствовал вкус моего гнева. — Но да, я это сделала. Там много естественного света. Я была необычайно вдохновлена.

Его глаза слегка прищуриваются, как будто он пытается понять, должен ли он мне верить.

— Чего я не понимаю, так это почему вы пытаетесь сохранить этот проект в секрете. Обычно я не получаю запросов на сохранение дизайна в тайне. Большинству людей нравится, когда о них пишут в моем блоге. — Что-то в том, что мир признает, насколько они богаты и привилегированы, делает богатых людей теплыми и пушистыми внутри. Не то чтобы у меня с этим были проблемы. Чем больше имен я смогу прикрепить к своей работе, тем более значимым станет мое портфолио.

— Я думаю, произошла ошибка. — Даррел захлопывает свой ноутбук и встает, как будто собирается сделать заявление. Вы здесь! Слушайте! Санни Кетцаль будет немедленно изгнана с этой земли! — Я не знал, что ты дизайнер, и я бы предпочел…

— Остановись. — Я поднимаю руку.

Он смотрит на меня сердито, как будто я выпила все молоко и убрала пустой пакет обратно в холодильник.

Неужели он серьезно собирается вышвырнуть меня только потому, что это я вошла в дверь?

Пошел ты, Даррел Хастингс. — Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я хотела бы сначала кое-что сказать. — Драматично взмахнув руками, я объявляю: — Я не знала, что ты был клиентом. Если бы я знала, я бы не взялась за эту работу.

Его глаза сужаются.

— Моя творческая энергия не выдержит такого количества негатива, — я указываю пальцем на его гигантское тело. Я веду себя как драматичная принцесса, но это единственный способ сохранить свое лицо. Я ни за что не позволю Даррелу Хастингсу из всех уволить меня, прежде чем я проработаю на работе целый час. — Даже сейчас я чувствую, что мой творческий потенциал иссякает.

Он усмехается, как будто я нуждаюсь в помощи больше, чем любой из его пациентов.

— Я не думаю, что это сработает, — добавляю я.

— Согласен. — Он вздергивает подбородок, как будто это первая разумная вещь, которую я сказала с тех пор, как вошла.

Ты с ума сошла? Часть моего мозга, которая заботится о таких вещах, как бюджет, оплата аренды и возможность позволить себе жареные оладьи в моем любимом месте для позднего завтрака, оживает. Ты забыла, что произошло сегодня утром? Ты на мели. И Шанья уже согласилась заплатить тебе первую половину. Тебе нужна эта работа.

Да, но из всех людей я не смогу выжить, работая на Даррела Хастингса. Он стоит за своим столом в облегающем костюме на пуговицах, который демонстрирует его грудную клетку, и в брюках, свободно ниспадающих на сильные бедра, выглядя как великолепный бык, готовый пронзить меня.

Наше маленькое пристальное наблюдение приближается к трехсекундной отметке, потому что мы оба отказываемся моргать. Это то, что мы делаем. Я появляюсь, и он злится от одной моей близости. У нас не может быть ни одного приличного разговора. Он будет невозможным клиентом.

— Я скажу Шанье, чтобы она прислала кого-нибудь другого.

Он кивает. — Идеально.

Тьфу. Я бы отдала свое левое легкое, чтобы врезать ему.

Чопорно я поворачиваюсь и иду к двери. Моя голова так высоко поднята, что я, должно быть, похожа на жирафа в шейном бандаже. Мои шаги уверенны и быстры.

Я протягиваю руку, чтобы повернуть ручку, когда дверь распахивается, едва не ударяя меня по лицу. Быстрые рефлексы и три года занятий Зумбой позволяют мне прыгать назад.

Коридор пуст, и все же я чувствую, как ветер проносится мимо меня с обеих сторон. Взглянув вниз, я замечаю, как в комнату врываются два маленьких мальчика.

Они