воспользоваться помощью всей команды курсантов, отправленных в Яроцин, потому что скоро фестиваль заканчивается, а там началось настоящее расследование, в котором они уже участвуют, так пусть научатся чему-то полезному, – сказал он Мартинковскому.

Прибыв на место, Бродяк и Олькевич сразу поехали в комиссариат в Яроцине, чтобы ознакомиться с собранной информацией, а на самом деле вытащить Блашковского, который, как им казалось, зашел слишком далеко.

Капитан Лещинский осмотрелся вокруг, проверяя, прибыла ли его следственная группа, но Бродяка нигде не было видно. Он махнул рукой Яблонскому, чтобы тот осмотрел труп. Патологоанатом в белом халате и с черной сумкой в руке подошел к палатке.

– Обрати внимание на левый висок девушки и скажи, что ты об этом думаешь, – сказал капитан. Патологоанатом молча вошел в палатку. Он вышел спустя несколько минут.

– Похоже на удар тупым предметом, несколько ударов. Преступник ударил несколько раз в одно место. Узнаем больше, когда она попадет ко мне на стол. Что касается времени смерти, прошло не менее двадцати четырех часов. Это тоже уточним в Познани.

– Скажи, чем ее могли ударить?

– Не могу сказать точно, – сказал Яблонский, замолчал на секунду, но потом посмотрел на следователя.

– Сообщу после вскрытия, но очень похоже на удар молотком, обычным молотком…

– Молоток? – повторил капитан. – Можно запускать криминалистов?

– Мне здесь больше нечего делать.

– Ну, тогда за работу, – сказал Лещинский сержанту Яцковскому, стоявшему рядом, с фотоаппаратом «Пентакс» на плече.

В этот момент к офицеру быстрым шагом подошел высокий мужчина в темном костюме. Ростом метр восемьдесят, с короткой стрижкой и аккуратно постриженной бородой.

– Вы проводите осмотр? – спросил он, подойдя к капитану.

Лещинский бросил на него холодный взгляд, предчувствуя проблемы. Он сразу определил, что это сотрудник Службы безопасности.

– Капитан Галась из Службы безопасности, – представился блондин, протягивая руку для приветствия. Лещинский протянул свою. Рукопожатие чекиста было на удивление мягким. Милиционеру это не понравилось.

– Сколько времени вам понадобится? – спросил Галась.

– Мы только начали, – неохотно ответил милиционер.

– Имейте в виду, – понизил голос чекист, как будто опасался, что их кто-то подслушает. – У меня приказ из центра, чтобы не было шумихи. Это ведь фестиваль, сюда приехало много людей, мы не должны привлекать внимание…

– Ну так и не привлекайте, а нам дайте делать свою работу.

– Вы не поняли, капитан, – Галась положил руку на плечо милиционера. – Вы должны как можно быстрее уйти отсюда.

Лещинский с недоверием посмотрел на чекиста.

– Я чего-то не понимаю.

– Сделайте все по-быстрому и исчезните.

– Я вам кое-что скажу, – Лещинский махнул рукой, чтобы собеседник приблизился. Галась наклонился, думая, что милиционер хочет сообщить ему что-то по секрету. – Пошел вон отсюда.

– Что? – резко отшатнулся чекист.

– Потеряйся и не мешай мне работать. – Сказав это, милиционер отвернулся и пошел к «Нисе», оставив одного капитана Фабиана Галася, на глаза которого от злости набежали слезы. Он почти десять лет работал в Службе безопасности и еще никогда не сталкивался с таким обращением.

Наверное, он не понимает, что делает, подумал Галась. Придется поговорить с руководителем следствия. Он поставит подчиненного на место. Он самодовольно потер руки, представляя, как офицер отчитает старика, когда узнает, как тот обошелся с сотрудником Службы безопасности. Он огляделся вокруг. Однако никого, кто был бы похож на следователя, не заметил. Вокруг, кроме нескольких милиционеров, были толпы молодых людей, идущих в сторону малой сцены, сооруженной на палаточном поле. Они были в очень разнообразной одежде, о которой многое можно было сказать, кроме того, что она элегантная. Многие с иронией смотрели на блондина в костюме, который в этой обстановке выглядел как пришелец из космоса.

14:42

– Тогда я сказал ему все, что думаю про такой допрос задержанного. Я даже больше ему сказал…

– Тебя, салага, наверное, нужно отправить в дежурку, чтобы ты вежливо общался с дамочками, от которых сбежала собачка, – сказал лейтенант Олькевич, рассевшись за столом, накрытым клеенкой. Он смахнул рукой какие-то остатки и крошки. В это время Бродяк отнес в буфет четыре пустые кружки, оставшиеся после предыдущих любителей светлого «Познанского». Он заказал три пива и вернулся к столику.

Блашковский не любил пиво. Если бы оно было сладким, может, ему бы понравилось, но, к сожалению, оно было горьким и теплым. Он сделал маленький глоток и признал, что оно отвратительное. Однако Олькевичу и Бродяку оно пришлось по вкусу. Оба сделали по большому глотку, а потом потянулись за сигаретами. Олькевич курил экстракрепкие, а Бродяк вынул из кармана джинсовой куртки помятую пачку «Радомских». Мариуш не курил, поэтому ни один из них не предложил ему сигарету.

В баре, куда они зашли, было немного посетителей. Были заняты всего три столика. За столиком у окна, завешенного пожелтевшим тюлем, сидели трое местных любителей вина. Потому что, кроме пива, здесь продавали вино из бочки. Оно было дешевле и крепче пива. Мужчины, которые, по-видимому, сказали друг другу все, что можно было сказать во время употребления чернил, сидели в абсолютной тишине. Они сидели спиной к залу, курили сигареты «Популярные» и смотрели в окно.

У стены, на которой висела репродукция «Подсолнухов» ван Гога, сидел спиной к залу длинноволосый парень, углубленный в чтение какой-то толстой книги. Он производил впечатление человека, которого совсем не интересует происходящее вокруг.

А вот в другом углу было шумно. За двумя столиками сидела компания молодых людей. Их одежда указывала на то, что они были поклонниками молодежной музыки. Похоже, пятеро парней и две девушки оторвались от своих обычных занятий на палаточном поле, чтобы провести немного времени в культурном месте.

– Вы с ума сошли! – крикнул парень в кепке с козырьком, из-под которой на спину спадал конский хвост. – «Зеленые лягушки» – отстой. Уже через несколько лет о них никто не вспомнит. Вот увидите, единственные, кого не забудут, это «T. Love» и Сойка, и еще заводной Овсяк.

Собеседники взорвались от смеха.

– Дурак ты, Кермит. – Рыжий панк с сережкой в ухе с грохотом поставил кружку на стол.

– «Зеленые лягушки» – тонкие натуры и хорошие музыканты. Они лучшие, а другие годятся только для того, чтобы чистить им ботинки. Они исполняют настоящий панк-рок, неприлизанный. Если уж кого-то называть виртуозами, так только их, потому что когда начинает завывать Сойка, меня начинает тошнить, а шепелявый солист «T. Love» может понравиться только каким-нибудь сопливым малолеткам.

Возгласы одобрения раздались за столиком, а рыжий чокнулся кружкой с друзьями из фан-клуба группы «Зеленые лягушки».

– Я тебе вот что скажу, – добавил панк, – Овсяк – однодневка. Лучше пусть займется чем-нибудь полезным.

– Может, благотворительностью? – бросила блондинка с прямыми волосами до плеч.

Снова раздался громкий