Когда засыпáли могилу, Андрей стоял в стороне, глядя поверх бесчисленных насыпей с редкими крестами. Он слушал, как падали в яму размытые дождем комья грязи, как звуки падения становились короче и резче, приближаясь к поверхности земли. И ему казалось, что профессор, так нечаянно появившийся в его жизни, унес из нее какую-то последнюю возможность сказать о самом важном. Что это было – самое важное, Андрей едва ли знал. Но у него было такое чувство, будто чья-то жестокая рука держала его за горло, и он понимал, что она не отпустит его, пока он не выскажет самого важного.

Он покинул кладбище после всех, сутулый, тупой, пронизанный сумеречным туманом. Он не шел, а тащился, почти полз по безлюдным, нескончаемым улицам пригородов. Он был похож на больного, которого выкинули из лазарета, едва он успел переломить болезнь.

Дома ему отворила дверь Рита.

– Тебя ждет какой-то солдат.

– Солдат?

– Да. Он не назвал себя, говорит, что ты знаешь его…

– Странно, – безразлично протянул Андрей и пошел в комнату, все так же, как на улице, изнуренно и тупо волоча повисшее свое тело.

У железной печки, лицом к огню, грелся солдат. Шинель его висела на стуле, около печки. Он сидел на корточках и потирал руки. Когда скрипнула дверь, он поднял голову, огонь перебежал с его лба на полуоткрытый рот, обведенный тонким кругом чуть заметных морщин, и губы его покривились в какое-то подобие улыбки.

– Вот и вы, – сказал он и поднялся с полу.

Андрей разглядел гостя только тогда, когда огонь заиграл на его губах. Он ухватился за косяк. В нем почти мгновенно исчезла вся мягкость. Из расслабленного и сгорбленного человека он превратился в одеревенелого, прямого, как столб, истукана. Рита, входя следом за ним и закрывая дверь, отстранила его, он сделал всего один шаг и опять застыл.

– Здравствуйте, – проговорил солдат, подходя к Андрею.

Руки Андрея дернулись назад, как будто он хотел заложить их за спину, потом он бросил взгляд на Риту и быстро пожал гостю протянутую спокойную руку. Солдат тоже взглянул на Риту и поклонился в ее сторону:

– Не имею чести знать имени… вашей… а-а… Она была любезна. Вот видите, я сушусь… Я думаю, не лучше ли нам…

И он ровно произнес по-немецки:

– Нам будет удобнее не говорить по-русски.

Точно от этих непривычных, нарубленных слов чужого языка Андрей всколыхнулся и быстро спросил:

– Как вы нашли меня?

– Увидел на улице. Я отличу вас среди батальона солдат. Потом проследил.

– Почему вы не уехали до сих пор?

– Это длинная история.

– Что вам нужно от меня? Зачем вы пришли?

Андрей выталкивал из себя вопросы с таким напряжением, как будто силился придушить ими отчаянный крик.

– Я мог рассчитывать на более радушный прием, – ответил гость и скользнул сощуренными глазами по лицу Андрея. – Разденьтесь, вы мокрый, – прибавил он снисходительно и пожал плечами. – Как вы взволнованны! Я смотрю на вещи спокойней. Раз навсегда я сказал себе, что каждую минуту я могу умереть. Я готов к самому страшному – к смерти. Поэтому я всегда спокоен. Что может быть опаснее смерти?

– Вероятно – так, если ничего не любишь в жизни, – пробормотал Андрей, стягивая шинель.

Он повесил ее на спинку стула, пододвинул к печке, неторопливо, медлительно, следя за каждым своим движением, и сел.

– Как случилось, что вы не уехали?

Гость опустился рядом с ним.

– Я с большим трудом попал в Москву. На это ушло около месяца. Я пробирался одиночкой. В Москве я в первый раз решил воспользоваться своим новым именем. Оно оказалось не совсем удобным. Я не хочу сказать ничего дурного о его прежнем владельце, но имя кто-то скомпрометировал раньше меня. Признаться, – ухмыльнулся гость, поглаживая Андрея смеющимся взглядом, – признаться, я подумал одно время о вас…

– Узнали? – шепотом спросил Андрей.

– Узнали, – сказал гость.

Андрей вскочил, кинулся к Рите и в страшном испуге забормотал:

– Узнали, боже мой! Рита, узнали! Рита, пойми, узнали…

Рита сидела на кровати, как всегда – в платке, уткнувшись подбородком в колени.

– Андрей, – проговорила она, дернувшись к нему и высвобождая руки из-под платка, – я не понимаю, о чем вы? Прошу тебя…

– Ах, ты не должна понимать, – простонал он, снова бросаясь к своему стулу, – ничего не должна понимать! Неужели узнали?

Гость помолчал немного, потом, как будто нарочно медля, с расстановкой и паузами произнес:

– Однако ненадолго хватило вашей выдержки. Вы на моем месте давно попались бы. Я, как видите, уцелел.

Андрей схватил его за рукав:

– Да говорите же, черт вас возьми, говорите! Узнали?

– Вот так-то лучше, – сказал гость, и его рот опять передернуло подобие улыбки.

– Узнали, – сказал он брезгливо. – Но я не могу с уверенностью сказать, что именно они узнали. Наверное, им стало известно, что я выдаю себя за другого. Но кто я в действительности – они могут только предполагать. Относительно вас…

– Боже мой! – опять простонал Андрей.

– Относительно вас я ничего не могу сказать. Одно время я думал, что именно вы скомпрометировали мое новое имя. Но потом решил, что это было бы рискованно для лас.

– Рискованно?

Гость пристально посмотрел на Андрея.

– Да. Даже если бы вы пожелали выдать меня, чтобы тем самым несколько упростить свое положение. Потом я вспомнил, что вы русский. Выдавать и предавать – не в духе русских, насколько я изучил их.

– У меня нет охоты философствовать на национальные темы. Я хочу, чтобы вы сказали, что вы думаете… как по-вашему… что известно.

– Ха-ха! Как хорошо вы начали и как путано кончаете! Вы хотите знать, стала ли известна роль, которую вы сыграли…

– Ну да, да! Роль, которую я… не все ли равно? – перебил Андрей. – Говорите!

– Судя по тому, что вы спокойно гуляете в таком большом городе, вас ни в чем не подозревают. Вообще мне кажется, что дело обошлось благополучно. Я почти уверен в этом. Во всяком случае, здесь меня беспрепятственно включили в эшелон.

– Что? Вы были… Вы назвали себя? – вскрикнул Андрей и схватил за плечи своего собеседника.

– То есть не себя…

– Конрада Штейна?

– Успокойтесь, милый мой друг. С этой стороны не грозит никакая опасность. Конрада Штейна больше нет.

– Нет? – отшатнулся Андрей.

– Конрад Штейн умер.

– Я ничего не понимаю!

– Ну, слушайте. В Москве могло все обнаружиться. Я вовремя убежал. Я попал в Клин, оттуда – в Тверь. Там я работал поденно. У меня был товарищ – славный парень, берлинец. Мы ночевали то тут, то там, у нас не было постоянного угла. Где получали