— И как нам теперь быть? — вопросительно посмотрела на меня Галия.

— Перед нами полный романтики выбор, — сказал я, задумчиво оглядываясь, — швейная машинка, подоконник или пол.

Сказал и тут же мысленно чертыхнулся. Я в целомудренном советском времени, а не в разнузданном 21 веке. Хоть бы девушка не обиделась и не перепугалась. А то еще не поймет мою шутку.

Галия мгновение смотрела на меня широко распахнутыми глазами, а потом рассмеялась.

— Ну и шуточки у тебя, — стукнула она меня кулачком в грудь, а потом добавила серьезно, — пол, конечно.

Блин, как же повезло с женой! И фигурка, и чувство юмора — сокровище, а не жена!

И какой я олух, что про первую ночь не подумал. Надо было бабушек на такси отправлять, а самим в Москве оставаться. Пень с глазами! Будем теперь на деревянном полу в деревенской хате без горячей воды… Балбес малолетний!

Стащили с кровати матрас, одеяло с подушками, покрывало какое-то. Целоваться начали, еще пока лежбище сооружали. Лишние мысли как-то враз из головы улетучились, сдавшись под уверенным натиском подростковых гормонов. Какие там неудобства? Пол, а что пол — отличный, большой, твердый, ровный. Да и забыл я про него ровно в то мгновение, как платье Галии упало к ее ногам… Блин, как же ж круто снова быть молодым!

На следующий день мы выползли из спальни только к обеду. В доме стояла тишина. Ни бабушек, ни собаки не обнаружил, обойдя все комнаты.

— Похоже, что нежная психика двух старых фронтовичек не выдержала накала страстей и моих ночных метаний на кухню за компотиком, — прокомментировал я их отсутствие в ответ на удивленный вопрос Галии.

Та очень мило смутилась и покраснела, ничего не ответив. Но вид при этом имела вполне довольный.

Пока мы завтракали и чаёвничали пришла Никифоровна.

— Пристроила Тузика к Трофиму на пару дней, — ответила она на мой вопросительный взгляд. — Проснулись наконец? — добавила она, хитро прищурившись, — или не ложились еще?

Вскоре и бабушка вернулась с трёхлитровой банкой мёда.

— Нашим отвезём, — пояснила она. — Мало ли, Аришка простынет…

— Три литра ей надолго хватит. — рассмеялся я.

Галия старательно уложила в отдельный чемодан своё свадебное платье, туфли, пелерину, шляпку.

— Украшения вернуть надо будет? — поинтересовался я. Думая, что если это чужие, то можно не тащить их в Святославль, а то потеряем еще.

— Это подарок! От Виктории Францевны и Маши, — ответила жена.

— Кстати! Нам же отец с Кирой что-то подарили, — вспомнил я и пошёл проверять карманы своего свадебного костюма. Кроме документов, там лежал самодельный конверт, разрисованный детской рукой. Цветочки, шарики…

Внутри оказалась сберкнижка на предъявителя с одной единственной записью: второе ноября принято пятьсот рублей, остаток — пятьсот рублей. Ну батя! Ничего себе подарочек! А я даже поблагодарить толком не успел…

— Бабуль, куда спрятать подарок? — решил не возить я сберкнижку в Святославль.

— Пойдём, — позвала она и потащила меня в подпол.

— Все ценности тут, — показала она на большой ящик с картошкой, вытащила из картошки мешок, а из мешка металлический ящичек и подала его мне.

Это, типа, я теперь взрослый и мне можно доверить семейные тайны? Сразу вспомнил про остатки былой роскоши, про которые мне отказались в своё время рассказывать.Ну-ну! Показывайте, что у вас там? Взял ящичек и тут же открыл. Там хранились золотые украшения, обычные современные. Каждое было завёрнуто в отдельную тряпочку или марлечку. В будущем ломбарды будут принимать по цене лома…

И вдруг снизу я достал что-то большое, круглое. В пожелтевшую тряпочку была завёрнута старинная брошь. Вот, это уже интересно! Эх, я не ювелир, при хорошем свете, может, и отличу бриллианты от фианитов, но в потёмках… Что там ещё внизу? Две пары старинных серёг с большими цветными вставками. И кольцо простенькое на первый взгляд, но, если это бриллиант, то очень приличного размера.

— Это кто-нибудь оценивал? — спросил я бабушку.

— Со времён войны никто.

— То есть по современным ценам ты не знаешь, сколько это стоит?

— Нет.

Бабушка аккуратно всё сложила обратно в ящик, и мою сберкнижку положила туда же, ящик закрутила в мешок, мешок закопала в картошке.

Мы вылезли из подпола. Сели вдвоём за столом на кухне. И стали молча думать каждый о своём. Старые вещи могут иметь ценность. И что мне с этим всем делать?

— Там только наше? Или Никифоровны тоже? — решил сразу уточнить я.

— Только наше. Никифоровна своё родне в Светлогорье отдала.

— На хранение? Или подарила?

— Пока на хранение. А потом в наследство им пойдёт.

— Хорошо…

— И о чём задумался? — с усмешкой глядя на меня, спросила бабушка.

— Сейф надо куда-то вмуровать, — ответил я. — Несколько кирпичей вынуть, небольшой сейф в стену замуровать и картиной какой-нибудь или ковром завесить.

Усмешка на лице бабушки сменилась удивлением.

— Там, если всё сейчас продать, даже на квартиру не будет, — спокойно сказал я. — Но это не точно. Старые украшения неплохо было бы кому-то понимающему показать, просто, чтобы знать, сколько у нас есть на чёрный день. Но здесь риски есть определенные, особенно если что-то ценным окажется. Так что пока просто хранил бы все в надежном месте. А если случай подходящий подвернется, тогда можно будет специалисту показать твои сокровища.

— Наши сокровища! — веско сказала бабушка.

— Наши, наши, — поправился я. — Ладно. Это всё потом. Сейчас уже скоро надо выезжать, а то на поезд опоздаем.

На перроне встретились с отцом, Кирой и детьми. Отец выглядел очень встревоженным, отозвал меня в сторону.

— Диана пропала, — сходу сообщил он. — На занятия не пришла. Я звонил Антону в общежитие: её там нет. Соседки говорят, что и вещей её нет.

— Если вещей нет, то всё нормально, — успокоил я его.

— Что нормально? Почему? — спросил отец.

— Значит, под электричку с моста не прыгнула. Раз вещи взяла, — объяснил я. — Домой поехала к матери. Сто процентов. Ты с дядькой красавчика успел поговорить?

— Да он сам не понимает ничего… — отмахнулся отец. — Говорит, что Рафаэль злой ходит, на разговор не идёт. Что же случилось? Оксана с меня шкуру сдерёт…

— Приедем, узнаем. Бать, утро вечера мудренее. Всё равно, сейчас ничего сделать не можем. Сейчас на верхнюю полку, расслабься и отдыхай.

Ну, Диана! Ну, зараза! Слов нет! Решила нам всем праздник испортить? Блин. Ещё Тимуру наврёт с три короба… Надо мне, сразу как приедем, написать Ветке. Типа, сообщить о свадьбе и все последние новости. Точно. Завтра же напишу. Тимур горячий. Она ему наплетет ерунды, сорвется он с учебы, приедет в Москву Рафаэлю морду бить. Даже если по уголовке не загремит, из училища попрут точно. Да, тянуть нельзя, надо срочно Ветке писать.

Разместились в поезде, думал, лягу и сразу усну после бурной ночи, да куда там. Мысли крутились вокруг Дианы. А вдруг, она не к матери рванула? Хотя, с её характером у неё и друзей-то не осталось. Кому она нужна, кроме матери?

Стук колёс успокаивал. В конце концов я заснул. Под утро меня еле растолкали. Поезд у нас всего две минуты стоит. Вылез на платформу как зомби, не понимая кто я и где я.

Батя повёл семью куда-то к своим друзьям. А мы с бабушками пошли к Алироевым. Своего жилья у нас в Святославле уже не было.

Раннее утро. Их Тая устроила концерт с лаем и воем на всю улицу, когда мы попробовали открыть калитку. Зато Ахмад быстро выскочил из дома и спросонья вытаращился на нас, как будто не ждал.Он пригласил нас в дом. В лёгком недоумении мы перешагивали через лежащих прямо на полу людей.

— Что у вас происходит? — спросил я шепотом.

— Свадьба, гости, — пожал плечами Ахмад.

Выскочила мама. Обнимашки, целовашки. Тут и Инна с Петром подтянулись. Ахмад окончательно проснулся и предложил всем идти на кухню.

— Так, — сказал он. — Вставать ещё рано. Давайте, подумаем, как сейчас ляжем. А потом соседи обещали четыре человека взять на постой. И ещё надо где-то людей разместить. Сегодня ещё Иса с Умаром приедут.

Решили женщин положить на кроватях, а сами и на полу нормально поспим, первый раз, что ли. Услышав про пол, мы с Галией переглянулись и начали улыбаться. Вот уж точно, что не в первый раз.

Народ быстро разлёгся, лично я уснул с дороги, как будто вообще ночь не спал.Просыпался я медленно, под чей-то смех. Почему-то решил, что нахожусь в общаге.

— Вон он, проснулся, кажется, — услышал я знакомый голос и попытался