– Варь! Открывай! Спишь, что ли? – донеслось снизу.

Варь?

Она встрепенулась, заставила себя сползти с кровати. Всунув ноги в валенки, дрожащими руками сняла с баррикады мольберт, отодвинула стул и в колеблющемся свете свечки осторожно спустилась с лестницы. Стены вмиг раздались, потолок взлетел ввысь… Только не смотреть вверх, только не смотреть!

Две фигуры в белых масках стояли на пороге, парень и девчонка, и в сумерках Варя не сразу разглядела, кто.

– А мы к тебе! – пропел знакомый голос – одна из фигур оказалась Дашей.

А вторая…

Высокий темный силуэт шагнул в прихожую и произнес голосом, от которого у Вари по коже пробежали мурашки:

– Привет.

Потрясенная, она оцепенела, не в силах вымолвить ни слова. Это… он?!

– А ты что, одна? А света что, опять нет? А свечки у тебя еще есть? – тараторила Даша, стягивая куртку и пытаясь приладить ее на треногой вешалке.

– Привет, – выдавила наконец Варя, отступая вглубь. Как же хорошо, что нет света! Она вспомнила вдруг, что на ней клетчатая пижама, валенки и огромный бабушкин платок.

– А мы к тебе. Нам задали написать сочинение: «Как я ходил в музей». И тут я вспомнила, что ты как раз и живешь в музее, и решила освежить впечатления. А Родион, представляешь, вообще ни разу здесь не был!

– Неправда. Был. Только давно, в детстве, – голос через маску звучит глухо, но все равно от него кидает то в огонь, то в полынью.

– Ну, в общем, мы и решили твою маму попросить… С нами еще Сумкин хотел, но к нему бабушка приехала. А что, Василисы Егоровны нет?

– Нет. На родительском собрании.

– И Максима Илларионовича?

– Тоже. На курсах в Юрове, – упавшим голосом произнесла Варя.

– Жалко… – разочарованно протянула Даша. – Ну ладно, мы пойдем тогда, – заторопилась она, потянулась за курткой, и вешалка, не устояв, опрокинулась.

– Ой, извини! Я нечаянно…

Троица кинулась подбирать упавшие вещи. В темноте руки сталкивались, и Варя каждый раз вздрагивала, как от удара тока.

Наконец сооружение было водворено на место, а незадачливые посетители топтались в дверях.

– Не повезло, – подвела итог Даша и взялась за латунную дверную ручку. – Придется о другом музее писать.

Родион молчал. Варя стояла рядом и чувствовала исходящие от него волны тепла. Неужели ребята сейчас уйдут и сказка окончится?

Мысль показалась невыносимой.

– А давайте, я сама вам все покажу, – предложила вдруг она.

– А можно? – с сомнением посмотрела на нее Даша.

– Ну да! – соврала Варя: на самом деле заходить на экспозицию в отсутствие взрослых категорически запрещалось.

– Здорово! Давай! – воскликнула Даша, снова снимая куртку. Однако на этот раз не стала связываться с вешалкой, а бросила куртку на стул.

– Нам, наверное, переобуться надо? – спросила она.

– Можно просто тапочки надеть поверх обуви. Возьмите там, в корзине.

Варя, поднявшись на цыпочки, зажгла свечи в массивном канделябре.

Рука Родиона над ее головой сняла подсвечник со стены.

– Прикольно. Такой тяжелый. Куда теперь? – голос из-под маски звучал глухо.

– Сюда. – Варя подошла к массивной дубовой двери.

– «Музей усадебного быта восемнадцатого века. Усадебный комплекс Поливино. Имение Дурандиных», – прочитал Родион. – Ого! Твои родственники?

– Нет. Просто тезки. – Варя не стала говорить, что выяснению вопроса возможного родства отец посвящал все свое свободное время, рассылая письма в архивы, исторические журналы и генеалогические общества.

Она не любила свою фамилию. Особенно первые два слога. Как было бы хорошо, например, называться Смирновой, как Даша! Или Каретниковой, как староста. Или… Тереховой…

Обладатель привлекательной фамилии стоял рядом, освещая дверь, и Варя никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Руки дрожали, бородка ключа звякала о замок. И что за напасть такая с этими старинными замками!

– Бедолага, – сочувственно вздохнула Даша. – Совсем от болезни расклеилась.

Наконец замок поддался, и Варя шагнула внутрь большого гулкого зала. Маленькая группа двинулась следом. Скудный колеблющийся свет выхватывал из темноты предметы усадебного быта, а ночь ползла по пятам, как затаившийся враг. Эхо казалось живым, оно подстерегало каждое слово, и даже самое тихое уносило наверх и оттуда разбрасывало по стенам, с которых за нарушителями с осуждением следили темные глаза старинных портретов.

Говорить не хотелось. Даже болтушка Даша испуганно молчала, подавленная зловещими призраками мрачного помещения.

– Не представляю, как они здесь жили! Тут же страшно… – прошептала она, прижимаясь к Варе.

– При свечах, – сказал Родион. – И не зависели ни от какого электричества.

– Это сколько же надо было свечек!

– Зато гарантия.

Варя молчала. Сердце работало, как перегретый мотор. Было даже удивительно, что стук не отдается гулким эхом и двое спутников ничего не слышат.

Надо было начинать экскурсию, но на рот как будто повесили замок. Она вдруг с ужасом поняла, что ничего не помнит из того, что рассказывала посетителям мама.

Молчал и Родион. Он шел впереди с канделябром, и мягкие тапочки скрадывали звук шагов.

Вдруг он остановился, осветив стенд с оружием.

– А вот и еще одна гарантия! Защита и безопасность. Арсенал что надо.

– Это… сабли и ятаганы с турецкой войны. А пистолеты – с Отечественной восемьсот двенадцатого, – одним духом выпалила Варя. Ой! Неужели хоть что-то вспомнилось?!

– Заряжены? – деловито поинтересовался Родион.

– Н-не знаю, – снова стушевалась Варя. – По-моему, из них ни разу не стреляли.

– А.

В его голосе послышалось разочарование, и Варя готова была провалиться сквозь землю. Почему, ну почему все так плохо!

Они остановились около картины, на которой была нарисована гора из черепов.

– «Апофеоз войны», – вздохнула Варя. – Любимая картина моего папы. Нарисовал художник Василий Верещагин. Однажды он останавливался в имении.

– Надо же! Нам сегодня на МХК как раз про него рассказывали. И мы все черепушки в тетрадях рисовали! У меня даже заячья черепушка есть, потом покажу. А что такое апофеоз? – спросила Даша.

– Высшая точка. Ну, типа дальше уже некуда.

– А это подлинник или копия? – спросил Родион.

– Копия, – вздохнула Варя. – Подлинник хранится в Третьяковской галерее.