как это существо, которое лежит у наших ног, и несколько людей-волков. Долгой и ужасной была война, длившаяся на протяжении кровавых столетий, с тех пор как первые люди, поднявшиеся из трясины обезьянничества, обратились против тех, кто тогда правил миром.

И, наконец, человечество побеждено, так давно, что ничего, кроме смутных легенд, не дошло до нас сквозь века. Змеиный народ ушел последними, но в конце концов люди покорили даже их и изгнали в пустынные земли мира, чтобы они спаривались там с настоящими змеями, пока однажды, как говорят мудрецы, ужасная порода не исчезнет полностью. И все же Твари вернулись в коварном обличье, когда люди стали мягкотелыми и вырождающимися, забыв древние войны. Ах, это была мрачная и тайная война! Среди людей Молодой Земли воровали ужасные монстры из Древняя Планета, защищенная своей ужасной мудростью и мистицизмом, принимающая все формы и обличья, совершающая ужасные поступки тайно. Ни один человек не знал, кто был истинным человеком, а кто ложным. Ни один человек не мог доверять никому из людей. И все же с помощью своего собственного ремесла они создали способы, с помощью которых ложное можно было отличить от истинного. Люди взяли за знак и знамя фигуру летящего дракона, крылатого динозавра, монстра прошлых веков, который был величайшим врагом змея. И люди использовали те слова, которые я говорил тебе, как знак и символ, ибо, как я сказал, никто, кроме истинного человека, не может их повторить. Итак, человечество восторжествовало. И снова демоны пришли после того, как прошли годы забвения – ибо человек все еще обезьяна в том смысле, что он забывает то, чего никогда не было перед его глазами. Они пришли как жрецы; и поскольку люди в своей роскоши и могуществе к тому времени потеряли веру в старые религии и культы, люди-змеи, под видом учителей нового и более истинного культа, создали чудовищную религию о поклонении богу-змее. Такова их сила, что теперь повторять старые легенды о людях-змеях - смерть, и люди снова склоняются перед богом-змеем в новой форме; и какими бы слепыми глупцами они ни были, великое воинство людей не видит связи между этой силой и властью, которую люди свергли эоны назад. Как священники, люди-змеи довольны тем, что правят, и все же– ” Он остановился.

“Продолжай”. Кулл почувствовал необъяснимое шевеление коротких волос у основания головы.

“Короли правили в Валузии как настоящие мужчины”, - прошептал пикт, - “и все же, убитые в битве, умирали змеями – как умер тот, кто пал от копья Львиного клыка на красных пляжах, когда мы, жители островов, напали на Семь Империй. И как это может быть, лорд Кулл? Эти короли были рождены женщинами и жили как мужчины! Это – истинные короли умерли в тайне – как ты умер бы сегодня ночью - и вместо них воцарились жрецы Змея, ни один человек не знал.”

Кулл выругался сквозь зубы. “Да, должно быть. Известно, что никто никогда не видел жреца Змеи и не остался в живых. Они живут в строжайшей тайне”.

“Государственное управление Семи Империй - запутанная, чудовищная вещь”, - сказал Брул. “Там истинные люди знают, что среди них скрываются шпионы змея и люди, которые являются союзниками Змея – такие, как Каанууб, барон Блаала, – но ни один человек не осмеливается попытаться разоблачить подозреваемого, чтобы его не постигла месть. Ни один человек не доверяет своим собратьям, и истинные государственные деятели не осмеливаются говорить друг другу о том, что у всех на уме. Могли бы они быть уверены, мог ли человек-змея или заговор быть разоблачен перед всеми ними, тогда власть Змея была бы более чем наполовину сломлена; ибо все тогда объединились бы и сделали общее дело, отсеиваем предателей. Одному Ка-ну достаточно проницательности и мужества, чтобы справиться с ними, и даже Ка-ну узнал об их заговоре лишь достаточно, чтобы рассказать мне, что произойдет – то, что происходило до сих пор. До сих пор я был готов; с этого момента мы должны полагаться на нашу удачу и наше мастерство. Здесь и сейчас, я думаю, мы в безопасности; эти люди-змеи за дверью не смеют покидать свой пост, чтобы сюда неожиданно не пришли настоящие мужчины. Но завтра они попробуют что-то еще, можешь быть уверен. Что именно они будут делать, никто не может сказать, даже Ка-ну; но мы должны оставаться по бокам друг друга, король Кулл, пока не победим или оба не умрем. Теперь пойдем со мной, пока я отнесу этот труп в тайник, куда я забрал другое существо ”.

КУЛЛ последовал за пиктом со своей ужасной ношей через потайную панель и дальше по тусклому коридору. Их ноги, приученные к тишине дикой местности, не производили шума. Подобно призракам, они скользили в призрачном свете, Кулл удивлялся, что коридоры должны быть пустынны; на каждом повороте он ожидал наткнуться на какое-нибудь ужасное видение. Подозрение снова нахлынуло на него; этот пикт вел его в засаду? Он отступил на шаг или два позади Брула, его меч наготове навис над спиной ничего не замечающего пикта. Брул должен был умереть первым, если он имел в виду предательство. Но если пикт и знал о подозрениях короля, он не подал виду. Он бесстрастно шагал вперед, пока они не пришли в комнату, пыльную и давно неиспользуемую, где тяжело висели заплесневелые гобелены. Брул отодвинул некоторые из них и спрятал за ними труп.

Затем они повернулись, чтобы вернуться по своим следам, как вдруг Брул остановился с такой резкостью, что оказался ближе к смерти, чем предполагал; нервы Кулла были на пределе.

“Что-то движется в коридоре”, - прошипел Пикт. “Ка-ну сказал, что эти пути будут пусты, и все же...”

Он выхватил свой меч и прокрался в коридор, Кулл осторожно последовал за ним.

Недалеко по коридору появилось странное, расплывчатое свечение, которое приближалось к ним. Нервы на пределе, они ждали, прижавшись спинами к стене коридора; чего - они не знали, но Кулл слышал шипение дыхания Брула сквозь зубы и был уверен в лояльности Брула.

Свечение слилось в неясную форму. Это была фигура, отдаленно похожая на человека, но туманная и призрачная, как клочок тумана, который становился все более осязаемым по мере приближения, но никогда не был полностью материальным. На них смотрело лицо, пара огромных светящихся глаз, в которых, казалось, хранились все муки миллиона веков. В этом лице, с его