– Это совсем другое дело, поверьте мне, – возразил Энди. – Это не просто сплетни в социальных сетях. Мне известно из надежного источника, что ЦПС получил специальный приказ расследовать эту историю. Это показательно. Если они занимаются делом, несмотря на то что завалены работой, это неспроста. Другие газеты тоже разрабатывают тему.

– Рассчитываешь раскопать мне сенсацию? Мне не интересно, если ты потратишь время и напишешь то же самое, что другие.

– Согласен. Пока что сведения – настоящие и ложные – переплетаются, и никто не может разобраться, где граница. Персонаж, захвативший заложников, ведет игру с полицией и с нами через «Фейсбук». Страх распространяется в геометрической прогрессии, а мы вынуждены сидеть и наблюдать. Но у меня имеется одна идея. Есть возможность использовать эту историю с максимальной выгодой для нас.

– А ЦПС? Они будут за тобой присматривать.

– Нам это только на руку. Я выиграл процесс против их сотрудника. Я знаю, что они станут за мной следить, но ничего особенного предпринять не смогут. Если они выйдут за рамки, установленные законом, мы устроим еще один скандал: «Полиция нарушает судебное решение», «Спецслужбы покушаются на свободу прессы». Я уже сейчас вижу заголовки!

Его энтузиазм в конце концов убедил шефа.

– Согласен. Но убедись в том, что речь идет не о шутке. Я видел видео, оно вполне может оказаться студенческим розыгрышем. Я уже вышел из возраста, когда бегают за кошельком на веревочке. Даю тебе сорок восемь часов. Там посмотрим.

– Спасибо.

Энди понимал, что, невзирая на победу в деле Клары Капланд, вполне мог оказаться задвинутым, что называется, в шкаф – не всякому главному редактору понравится судиться с полицией и спецслужбами.

– Не забывай, что ребята с нижнего этажа попытаются перехватить наши данные для своего журнала. Не дай себя поиметь, как в прошлый раз. Да, мы входим в одну издательскую группу, но на информационном поле мы с ними конкуренты.

После беседы с шефом Энди вышел с сильной, как никогда, мотивацией. Он рассмотрел все возможные пути и варианты. На экране компьютера друзья заложников распространяли информацию. Видео, выложенное на Ютубе и Дейлимоушен, набрало более 150 000 просмотров за несколько часов. На «Фейсбуке» днем неким Томом Лоутоном была создана группа «Узнать больше об Альбане M.». Энди отправил ему сообщение. Ему хотелось знать, не связан ли этот Том так или иначе с происходящим. Также он написал несколько слов тому, кто управлял профилем Альбана М. Ответ пришел почти мгновенно: «Наберитесь терпения. Вы, как и все остальные, получите информацию в свое время».

Партия обещала быть трудной.

Сидя за рабочим столом, Энди чувствовал, как увеличивается напряжение: если он прав и данное событие приобретет беспрецедентный размах, он наступил на мину. Или она его вознесет, или разнесет на куски.

Безлунная ночь. Непроглядная темнота.

Холодный бетонный куб

В одну из бесчисленных бессонных ночей, сидя на кровати, прислонившись спиной к стене, Колин вдруг понял, что с самого начала никто не собирался его убивать. Иначе его не стали бы держать в этом строгом заключении, а попросту прикончили бы. Тот факт, что он еще жив, означает, что его жизнь представляет некую ценность в глазах тех, кто его удерживает. Это был его единственный козырь. Если они хотят сохранить ему жизнь, им придется прийти к нему.

Голодовка. Колин вспомнил репортаж, посвященный этой теме. В нем говорилось, что первые необратимые последствия появляются только через три недели. Если он всегда считал данную форму борьбы благородной, хотя и свидетельствующей об отчаянии, прибегнуть к ней самому было совсем другое дело. Наибольшим риском было то, что он мог потерять остроту ощущений и не понять, что с ним произойдет. Колин перебрал в памяти образы, создававшие у него ощущение благополучия и покоя, которые он мог вызывать в трудные моменты, и постарался как можно лучше их зафиксировать. Потом принял решение.

В первые дни переносить чувство голода было не слишком трудно, но потом оно усилилось, начались спазмы в желудке, вынуждавшие Колина проводить целые дни сидя или скрючившись в позе эмбриона. Приходилось сократить количество движений, чтобы испытывать меньше боли. На третий день на подносе принесли совсем другую еду: его пытались заманить аппетитными запахами, красивым оформлением блюд. Тюремщики, видимо, заметили его голодовку. Он лежал с закрытыми глазами, чтобы не поддаваться искушению этих несколько измененных танталовых мук. Окружающие звуки изменились; тишина преобладала, но в его мозг проникал непрерывный пронзительный приглушенный звук. Даже заткнув уши, он не мог от него избавиться. Им овладевала усталость; он чувствовал, что слабеет. Вместо того чтобы читать стихи вслух, он пытался мысленно писать их перед глазами. Всякий раз, когда он поднимал веки, собственное отражение в зеркале все меньше и меньше напоминало ему его. Густая щетина, круги под глазами, всклокоченные волосы, вязкость во рту. Он наблюдал за первыми признаками умирания. Надежда превратилась в пустое слово. Он не заглядывал в будущее дальше следующей секунды; в этом замкнутом мире стены, казалось, сдвигались, чтобы раздавить его. Он перестал считать дни, но отказывался сдаваться. При первом удобном случае, который представится, он должен быть наготове.

Однажды ночью, он уже не знал, какой по счету после начала голодовки, раздались выстрелы. Стрельба была недолгой. Он услышал шорохи возле своего куба, скрип гравия под ногами, прерывистое от физических усилий дыхание. Затем глухой удар заставил его вздрогнуть. На пол его камеры упала безжизненная масса, переброшенная через стену… Колин безуспешно пытался рассмотреть хотя бы одного из своих палачей.

Выйдя из неподвижности, Колин с трудом подошел к тому, что забросили в куб. Его глаза пытались адаптироваться к темноте, но он различал только неясные очертания. Лишь с расстояния метра он понял, что это человеческое тело. Кровь, расползавшаяся на уровне таза и головы, образовывала на полу темные лужи. Тело лежало на спине, руки немного разведены в стороны, одна нога казалась сломанной, если судить по ненормальному сгибу колена. Колин вздрогнул. Не столько от страха, сколько от неприятного чувства. Он подошел еще ближе и увидел два пулевых ранения в живот и кровавую рану на лице. Неизвестный был одет, как и он, в ночную рубашку. Запах пороха еще сохранялся и вместе с прожженными в ткани дырами создавал зловещую атмосферу. Реальная смерть на расстоянии всего нескольких сантиметров. Предупреждение было жестоким и ясным: всякая попытка бегства обречена на провал и будет караться смертью.

От нахлынувших эмоций у Колина закружилась голова. Сражение, которое он вел, могло закончиться так же. Сейчас перед ним лежал кто-то другой, но этот другой был немножечко он. Однако, вместо того чтобы лишить Колина мужества, этот инцидент лишь укрепил его волю. Если за стенами его ждет смерть, пусть она войдет внутрь, чтобы он мог посмотреть ей в лицо. Не могло быть и речи о том, чтобы он сдался или облегчил им их задачу. Сдерживая желание бросить им вызов, крикнув, что не боится их, он сел на кровать. Он забылся сном и проспал часть ночи, пока хмурый рассвет не заставил открыть глаза снова. Глаза щипало, на руках и ногах появилась сыпь – реакция на едкий воздух. К тому же запах собственного тела вызывал тошноту; за все время пребывания в этих стенах он ни разу не принял душ. Он по пытался встать, но ноги его не держали, и он упал, больно ударившись головой об угол кровати и навалившись всей массой тела на локоть правой руки. Колин почувствовал, что вывихнул себе плечо, но потом кость встала на свое место. Несколько недель без физической нагрузки ослабили его мускулы и суставы. Теперь, неподвижный и изнуренный, он мог рассчитывать только на помощь извне в изменении баланса силы. На его лице мелькнула странная улыбка. Не разочарования, скорее мимолетной иронии. Он ухватился за край кровати, чтобы встать сначала на колени, затем в полный рост. Перед глазами поплыли зеркало, кровать, ночной горшок, труп. Комната начала кружиться. Он сумел, он был свободен. Колин без сознания рухнул на пол. Теперь рядом друг с другом лежали два тела.