Целыми днями мы сочиняли песни – Берни стучал на машинке в спальне, приносил тексты в гостиную, где я сидел за пианино, потом бежал назад в спальню, а я начинал подбирать к словам музыку. Мы не могли сочинять в одной комнате, но все свободное от работы время проводили вместе – в музыкальных магазинах, в кинотеатрах. По вечерам ходили на концерты или просто зависали в музыкальных клубах; смотрели, как Гарри Харт прихлебывает джин из своей чаши и болтает с юными перспективными дарованиями. Помню, туда часто захаживал забавный маленький парень, который – в духе «цветочного» настроения эпохи – поменял имя на Ганс Христиан Андерсен. Сказочно-неземная аура псевдонима несколько меркла, когда он открывал рот и начинал говорить с сильным ланкаширским акцентом. В конце концов он вернул настоящее имя, а позже стал фронтменом группы Yes[69].

Оба типа наших песен мы записывали в крошечной четырехдорожечной студии, которая располагалась на Нью Оксфорд Стрит в «Дик Джеймс Мьюзик» (DJM) – компании, которая управляла делами нотоиздательской фирмы Рэя. Позже эта крошечная студия стала очень знаменитой, потому что именно в ней втайне от всех работали The Troggs[70]. Каждые одиннадцать минут, отведенные на запись трека, они орали и ругались: «Почему у тебя все через долбаную задницу?» или «Хренов ударник – пошел он к черту!» – и все эти матюки позже оказались на печально известной Troggs Tape[71]. В штате студии аранжировщиком и музыкантом работал Калеб Куэй, гитарист и мультиинструменталист, у него постоянно болели суставы кистей рук. Калеб уже тогда был очень знаменит, о чем не давал нам забывать, – половину времени тратил на то, чтобы упрекать нас с Берни в недостатке крутости: и это мы не так сказали, и то не так сделали, и одеты не так, как надо. Но, как и Рэй, он почему-то верил в нас. И если не катался, утирая слезы, по полу в смеховой истерике, тратил на наши песни времени и сил гораздо больше, чем полагалось. В обход всех правил компании задерживался до поздней ночи, да еще и приводил своих друзей музыкантов, которые работали бесплатно; пробовал разные аранжировки и новые идеи – тайком, когда сотрудники DJM уходили домой.

Все это было очень увлекательно, но в итоге нас застукал офис-менеджер компании. Не помню, как ему удалось нас вычислить, – думаю, кто-то ехал мимо, заметил свет в окнах и решил, что в студию залезли грабители. Калеб был уверен, что сейчас его уволят, и, видимо, с отчаяния, дал самому Дику Джеймсу послушать то, над чем мы работали.

К общему изумлению, Дик не уволил Калеба и не выкинул нас из студии. Напротив, он предложил выпускать наши песни, да еще и платить за это двадцать пять фунтов в неделю – десятку Берни и пятнадцать мне: мне на пять больше, потому что я играл на клавишных и пел. Это означало, что я мог спокойно уйти из «Блюзологии» и сосредоточиться на сочинении песен – то есть именно на том, чем я хотел заниматься. Мы вышли из кабинета Дика в шоке. Даже завизжать от восторга не могли.

Правда, в огромной бочке меда все-таки была ложка дегтя: Дик считал, что залог нашего будущего успеха – слезливые баллады и попса. Он работал с «Битлз», управлял делами их компании «Нозерн Сонгз», но в глубине души оставался издателем старого образца в духе Тин-Пэн-Элли. DJM вообще была странной организацией. Половина компании – как сам Дик: средних лет, скорее из представителей старой еврейской гвардии шоу-бизнеса, чем из мира рок-н-ролла. Другая половина моложе и современнее – как Калеб, сын Дика Стивен или Тони Кинг.

Тони Кинг работал в новой компании под названием AIR в кабинете, арендованном на втором этаже. AIR, ассоциацию независимых музыкальных продюсеров, основал Джордж Мартин[72], когда осознал, насколько мало платит ему EMI за работу с «Битлз». Тони занимался выпуском их пластинок и продвижением. Сказать, что Тони не был похож на остальных сотрудников DJM, – значит ничего не сказать. Он красил волосы в радикальный блонд, носил костюмы от самых крутых лондонских модельеров, оранжевые бархатные брюки, одежду из атласа, многослойные бусы из бисера; на шею наматывал один иди два винтажных шелковых шарфа из своей коллекции, и они развевались на ходу. Он жил и дышал музыкой, работал с «Роллингами» и Роем Орбисоном, водил дружбу с «Битлз». Как и Долговязый Джон, он не скрывал своей сексуальной ориентации, и ему было все равно, кто и что подумает на этот счет. В офис он не входил, а скорее вплывал: «Простите за опоздание, дорогуши, у меня телефон запутался в ожерельях». Невероятно забавный человек, и я был совершенно им очарован. Более того, я мечтал стать таким, как он, – стильным, экзотическим, ни на кого не похожим.

Я попал под влияние его манеры одеваться, что привело к неожиданным результатам. Я отрастил усы. Купил афганскую дубленку, правда, из тех, что подешевле, – кожа была недостаточно хорошо выделана и так воняла, что мать не пускала меня в квартиру. Поскольку я не имел возможности одеваться в бутиках, куда ходил Тони, я купил отрез ткани для занавесок с изображением Нодди[73] и попросил мамину подругу, портниху, сшить мне рубаху. На съемку своего первого сингла I’ve Been Loving You я надел шубу из искусственного меха и шляпу-трилби с расцветкой под леопарда.

Сингл выпустили в марте 1968 года. Уж не знаю почему, но мое изображение в феерическом ансамбле из шубы и шляпы не вызвало бешеного энтузиазма у покупателей. Сингл провалился. Меня это не удивило и не разочаровало. Я не стремился к сольной карьере певца, я просто хотел писать песни, и вся история с синглами вышла чисто случайно. Сын Дика Стивен продал наши с Берни демозаписи разным лейблам в надежде, что кто-нибудь из сотрудничающих с ними артистов купит наши песни. В «Филлипсе» кому-то понравился мой голос, и следующее, что я узнал, – что со мной подпишут контакт на несколько синглов. Я сильно сомневался в успехе предприятия, но все же согласился – посчитал, что хоть какая-то огласка будет полезной для продвижения наших песен.

Мы с Берни заметно выросли. Нас вдохновляли композиции Боба Дилана и The Band с их коренными американскими темами, равно как и певцы и создатели песен новой волны в США, такие как Леонард Коэн, – их диски мы находили в зарубежном отделе в магазине «Мьюзикленд». Что-то в их музыке дало нам новый импульс. Все изменилось, мы уже не писали подражаний другим музыкантам. Я слушал и переслушивал нашу композицию Skyline Pigeon и не видел сходства ни с кем из авторов или певцов. Наконец-то мы начали делать что-то свое.