В данном абзаце Федоров полемически цитирует труд историка-позитивиста Николая Ивановича Кареева (1850–1931) «Основные вопросы философии истории» (Часть 2. Кн. 4, СПб., 1887. С. 214–215). Философ спорит с концепцией линейного прогресса, согласно которой всякий последующий момент истории является лучше и выше предшествующего по научному, техническому, нравственному уровню развития человечества. Однонаправленный вектор прогресса, устремляя цивилизацию вперед и только вперед, гордынно попирающий прошедшее, с точки зрения Федорова, глубинно безнравственен и кроме того, представляет собой фактическую кальку с природного порядка существования, где подросший молодняк забывает о вскормивших его родителях, где нет чувства долга в отношении к стареющим особям, которые, исполнив свой родовой долг, становятся ненужным балластом. При этом Федоров не отрицает векторности истории, он переосмысляет идею прогресса в христианском духе, подчеркивая, что подлинный христианский прогресс должен быть сопряжен с идеей ценности и уникальности каждой человеческой личности, с сознанием ответственности за бытие, а его верховной целью должно стать воскрешение, возвращение к преображенной, бессмертной жизни всех жертв истории, всех жертв ложного прогресса.

Прогресс происходит от учения об искуплении, но путем совершенного искажения этого учения: искупление до его окончательного искажения протестантизмом относилось преимущественно к умершим; прогресс же есть самовозвышение, возвышение самих себя, т. е. тот грех, который и был наказан смешением языков, к чему близко и наше время, в которое люди отказались от всего общего и каждый живет исключительно для себя, и это до такой степени, что люди перестают даже понимать друг друга.

В своей трактовке искупления Федоров следует учению Св. Отцов, усвоенному православной церковью: смысл вочеловечения, земного служения, крестной смерти и воскресения Христа — в искуплении первородного греха человечества, в избавлении всех людей — живших, живущих, грядущих в мир — от власти смерти и дьявола, в восстановлении союза между Богом и человеком, в открытии человеку возможности полного и абсолютного обо́жения, будущего воскресения и преображения всей твари. Говоря об искажении учения об искуплении в протестантизме, он имеет в виду усвоение протестантским богословием — хотя и с определенными поправками — римско-католической теории кровавого искупления, разработанной в XI веке Ансельмом Кентерберийским, согласно которой крестная смерть Спасителя является своеобразным выкупом Богу, честь и достоинство Которого человек оскорбил в грехопадении. Протестантизм акцентировал в теории искупления прежде всего момент оправдания Богом данного живущего человека, невменения ему греха (пронунциация) — при условии его веры.

Прогресс состоит в сознании превосходства, во-первых, целым поколением (живущими) над своими предшественниками (умершими) и, во-вторых, младшими над старшими Торжество младшего поколения над старшим — существенная черта прогресса. Биологически прогресс состоит в поглощении младшим старшего, в вытеснении сынами отцов; психологически он — замена любви к отцам бездушным превозношением над ними, презрением к ним, это нравственное, или, вернее, самое безнравственное вытеснение сынами отцов. Социологически прогресс выражается в достижении наибольшей меры свободы, доступной человеку (а не в наибольшем участии каждого в общем отеческом деле), ибо само общество, как небратство, конечно, требует ограничения свободы каждого; таким образом, требование социологии будет требованием наибольшей свободы и наименьшего единства, общения, т. е. социология есть наука не общения, а разобщения или порабощения, если допускается поглощение личности обществом; так что, наука разобщения у одних и наука порабощения у других, социология грешит против нераздельности и неслиянности, против Бога Триединого. Прогресс есть именно та форма жизни, при которой человеческий род может вкусить наибольшую сумму страданий, стремясь достигнуть наибольшей суммы наслаждений. Прогресс не довольствуется признанием действительности зла, он хочет полного представления, удвоения зла, упивается им в реалистическом искусстве; в искусстве же идеальном он стремится к полному убеждению в недействительности, в невозможности добра, упивается представлением нирваны. Хотя застой есть смерть и регресс не рай, но прогресс есть истинный ад, и истинно божественное, истинно человеческое дело заключается в спасении жертв прогресса, в выводе их из ада. Прогресс как отрицание отечества и братства есть полнейший нравственный упадок, отрицание самой нравственности. Для нынешнего века, века прогресса, отец — самое ненавистное слово, а сын — самое унизительное. Держаться отцовского и дедовского, быть в зависимости от них — что может быть позорнее для прогрессиста! Иисус Христос, принявший имя Назарея, презираемое у евреев, стал евреем у презиравших это имя язычников; но самым опозоренным в то время, подобное нынешнему, было имя сына человеческого; это-то имя Христос и принял преимущественно перед всеми другими; сыном человеческим он назывался как среди евреев, так и среди язычников, ибо у тех и других оно одинаково было презираемо: у евреев потому, что это имя было отрицанием преимуществ происхождения от Авраама, а у язычников потому, что оно выражало в этот век эмансипации ненавистную зависимость от отцов, от старших.

Итак, прогресс состоит в сознании сынами своего превосходства над отцами и в сознании живущими своего превосходства над умершими, т. е. в таком сознании, которое исключает необходимость, а потому и возможность объединения живущих (сынов) для воскрешения умерших (отцов), а между тем в деле воскрешения отцов выразилось бы действительное превосходство сынов, если только это может быть названо превосходством, тогда как в превозношении над отцами выражается лишь мнимое их превосходство.

Прогресс выражается, впрочем, в превосходстве не над отцами только (т. е. живущими еще) и не над предками лишь (т. е. уже умершими), а также и над животными; но превосходство над последними выражается только в способности к общим идеям, так что гораздо более превосходства чувствуется над отцами и предками, чем над животными; унижая первых, стараются возвысить последних, т. е. животных. «Способность к общим идеям есть способность чисто человеческая, возвышающая нас над животными, делающая возможным развитие знаний, идеалов, убеждений», т. е. возвышающая нас только в мысли, и даже в мысли не настолько, чтобы мы могли соединиться в общем убеждении, в единомыслии, и иметь один общий идеал. Возвышая таким образом человеческую природу над животною только по видимому, приверженцы прогресса лишают человека всякого значения пред слепою силою природы; и прогресс, будучи сознанием превосходства наибольшего над отцами и предками, наименьшего (относительно) над животными, есть в то же время сознание своего полного ничтожества пред слепою, бесчувственною природою.

«Способность… убеждений» — приведенная цитата взята из раздела «Номология прогресса» работы Н. И. Кареева «Основные вопросы философии истории» (Часть 2. Кн. 4, СПб., 1887. С. 215).

Прогресс делает отцов и предков подсудимыми, а сынам и потомкам дает суд и власть над ними: историки — это судьи над умершими, т. е. над теми, которые уже понесли высшую меру наказания, смертную казнь, а сыны — судьи над еще не умершими.