согласно плану вывода, могли быть отправлены домой довольно поздно. Кроме того, проект дальнейшей оккупации части Украины, считавшейся возможной и после вывода группы армий, вскоре вновь был оставлен. В корпусных управлениях на Родине велись попытки завербовать добровольцев для охраны границы из проезжавших мимо них составов с военными. Характерно, что при этом им обещали возможность выбрать себе командиров.

Распоряжение Главнокомандующего на Востоке содержало указания, по которым добровольческие отряды выбирали доверенных лиц, а они «должны были урегулировать внутренние дела рот в согласии с командованием». Командиры подчинялись контролю существующих Больших солдатских советов! При всей строгости выучки невозможно было организовать несение служебных обязанностей. 5 декабря штаб группы армий приказал, чтобы уже доложившиеся добровольцы из 212-й (саксонской) пехотной дивизии, 15-й ландверной дивизии и всего 1-го армейского корпуса отправлялись в Белосток к 3-му резервному корпусу, а остальные штабы корпусов должны были формировать добровольческие отряды в пределах своих корпусных округов.

И все же требовалось время, ведь в первый критический период не хватало добровольческих отрядов, силы которых поначалу, разумеется, были невелики. Крайне вредным оказалось распоряжение штаба Главнокомандующего на Востоке, что служба добровольцев должна была продолжаться после отправки домой их части только 10 дней. Новый проект, конечно, на первых порах страдал от множества недостатков. С Родины из особых формирований различного рода прибывали солдаты, необученные и не подходящие для таких миссий или же рассчитывающие вести авантюрную жизнь на оккупированных территориях. Добровольцы из украинской армии[65] частью докладывались только затем, чтобы побыстрее добраться в тыл, а оттуда домой. Развернутые при 41-м резервном корпусе 25-й и 26-й добровольческие батальоны после многократных уговоров заявили, что могут служить только при 3-м резервном корпусе. Действительно значительные военные силы были развернуты только в области 22-го резервного корпуса в «охранный отряд Буг», который на 31 января насчитывал 277 офицеров, 4761 солдата, 92 пулемета, 7 минометов и 17 орудий. В 3-м резервном корпусе к 27 января, включая чиновников военной администрации, насчитывалось 219 офицеров и 5819 солдат. Попытка привлечь данные формирования к развертываемой в это время пограничной охране «Восток» удалась не в полной мере.

Воздействие извне

Что касается внешних влияний, успехи большевиков оказались меньше, чем ожидали исходя из событий на Родине. Попытки братаний по большей части не давали желаемых результатов.

Там, где большевики рискнули силой подобраться к немцам, как это было много раз в районе Белгорода, у Глухова и Клинцов, они были отброшены, причем порой даже в блестящих боях. Тем опаснее становились повторяющиеся раз за разом попытки воздействовать пропагандистскими методами. Вывоз из Великороссии, поставка транспортных средств, открытое братание были приманками, которыми агенты Советов и их сообщники, особенно еврейские торговцы[66], старались влиять на возвращавшихся домой военнопленных, дезертиров и им подобных. Само советское правительство пробовало посредством радио вступить в прямой контакт с солдатскими советами.

Работу большевикам облегчило быстрое отступление 10-й армии за линию Барановичи – Молодечно. Тем самым оказалась открытой северная граница 41-го и 22-го резервных корпусов, шедшая вдоль железной дороги Гомель – Пинск, что потребовало налаживания связей с сильно разбросанными частями прикрытия.

Влияние украинцев до тех пор, пока удавалось поддерживать спокойствие среди местного населения, было невелико. Лишь когда противоречия между ориентировавшимся на великороссов гетманом и так называемым национальным движением привели к открытому разрыву между ними, в конфликт оказались втянуты и германские войска. Поводом к этим столкновениям послужили колебания гетмана под воздействием революционных событий. Он – возможно, под нажимом Антанты – попытался обеспечить свое участие в создании будущей буржуазно-федеративной Великороссии, в то время как сторонники бывшей Центральной рады, ставшие националистической украинской партией, провозглашали непременную полную независимость Украины. Эта новая партия вскоре стала местом сбора всех недовольных элементов и, как следствие, угрозой спокойствию и порядку в стране. Хотя теоретически это движение выступало против большевизма, своей борьбой против помещиков и чиновников оно способствовало распространению большевистских настроений, даже если большевизм сам по себе, пока немцев еще приходилось рассматривать как фактор силы, держался на заднем плане.

Радикальные настроения рабочих масс в крупных и приморских городах действовали и на войска, особенно если солдат в них набирали из зараженных марксизмом слоев общества. Они полагали, что могут рассматривать украинских республиканцев как единомышленников, поэтому весьма неохотно следовали издаваемым штабом группы армий распоряжениям об обязательном соблюдении нейтралитета в борьбе между гетманом и националистической партией. Потребовался долгий и болезненный опыт, пока войска не распознали истинные намерения этих мнимых единомышленников.

Поначалу национальное украинское движение смогло быстро, словно при железнодорожном наступлении[67], охватить юг и запад. Появилась националистическая украинская Директория, которая под руководством Винниченко и Петлюры пыталась из Винницы распространить свою власть на просторах страны, в то время как гетман старался защитить себя сближением с Антантой и за счет ее поддержки. Украинское движение под воздействием и руководством командования принимало все более большевистскую окраску. Порой под национально-украинским флагом выступали откровенно уголовные банды, как, например, бывшего подмастерья мясника Махно[68]. Они скорее рисковали своими людьми, нежели действительно добивались успехов.

Особую проблему представляли, прежде всего, области на юго-западе занятой территории, где до середины декабря шли составы с австро-венгерской Восточной армией, а им навстречу двигался поток военнопленных, стремившихся домой в Россию. И те и другие, нетерпеливые и строптивые, перегружали железные дороги с их и так небольшой пропускной способностью. Многочисленные польские транспорты сопротивлялись, когда им приказывали разоружиться.

26 ноября на рейде Севастополя появилась присланная Антантой англо-французская эскадра. С ее командирами было достигнуто относительно приемлемое соглашение о передаче оборудования и запасов, предназначенных, согласно условиям перемирия, Антанте. Очищение города и его окрестностей прошло без осложнений[69].

Менее удачно развивались события в Одессе, где после прекращения эвакуации 7-й (вюртембергской) ландверной дивизии на Балканы осталась большая часть ее войск. В первые дни ноября дивизия отправила тысячи австрийцев, серьезно угрожавших спокойствию и порядку. Положение осложнялось еще и падением авторитета германской армии в глазах местного населения[70]. Антанта угрожала оккупировать территорию и перекрыть магистрали, если немцы будут не в состоянии контролировать железные дороги и защитить их от нападений противников гетманского правительства. Тогда последовало бы интернирование еще остающихся в стране немцев.

В этих событиях весьма сомнительную роль сыграл французский консул в Одессе Энно. Явно стремясь поучаствовать в большой политике, в конце ноября он вступил в контакт с штабом группы армий и заявил, что «Антанта не может позволить негативного отношения немцев к украинским республиканцам, в особенности – заключения договоров с ними». Он угрожал репрессиями за предполагаемое предоставление