новых поговорок и пословиц. Недаром в деревнях Андхры, в самой гуще народной, изменяются старые поговорки и пословицы, рождаются новые.

— Что делать дальше? — спросила Канатамма. — Крестьяне разбежались и прячутся в лесах…

— Макбул говорил, да и другие товарищи того же мнения, что крестьянские союзы должны немедленно приступить к разделу земли между бедняками. Отказываться платить налоги низаму и дань помещикам — этого теперь мало. Какой смысл отсиживаться в лесу? Нужно вернуться в свои деревни и защищать их. Пора дать землю крестьянам!

— Верно! — отозвался один из товарищей Канатаммы. — Нам, людям из племени койя, тоже нужна земля! Пора дать землю жителям леса! Тогда крепче будет наш союз с крестьянами!

— Да, вы заслужили право на землю, — поддержал его Рагху Рао.

Немало крови пролили жители лесов Андхры, с давних времен сражавшиеся с чужеземными захватчиками. Каждый ребенок здесь слыхал о вожде лесных племен Алури Ситараме Раджу. Из уст в уста передается легенда о том, что и поныне живет Алури Ситарам Раджу в лесах Андхры, воодушевляя храбрых койя в их борьбе с поработителями.

Среди людей, обступивших Канатамму, оказались чамар и малу. Они заговорили наперебой:

— Хорошо сказано. Когда земля будет нашей, пусть попробуют ее отнять! Надо, чтобы и чамар и малу получили свою долю!

— Они получат ее, — ответил Рагху Рао. — Ведь земля будет принадлежать тем, кто ее обрабатывает. Не так ли?

Подумав немного, Канатамма обратилась к стоявшему за ней койя:

— Рамул, оповести всех в лесу, что мы возвращаемся в Карим-Нагар. Будем делить землю.

Рамул, а вслед за ним чамар и малу отправились с радостной вестью о разделе земли.

— До чего мне пить хочется, — сказал со вздохом Рагху Рао.

Канатамма принесла глиняный кувшин с водой, и Рагху Рао припал к нему губами. Утолив жажду, он сказал:

— Мать! Мне кажется, ты и одна можешь сделать все, что нужно. Или мне остаться помочь тебе?

— Нет, Рагху Рао, — ответила Канатамма, — ступай, я сама управлюсь!

Рагху Рао зашагал было прочь, но почувствовал на себе взгляд Канатаммы и оглянулся. Она сидела на вершине холма, положив на колени ружье, лицо ее приняло незнакомое ему беспокойное и напряженное выражение. Рагху Рао не придал этому значения и пошел было дальше, как вдруг Канатамма окликнула его:

— Послушай-ка, Рагху Рао!

Он остановился. Но Канатамма умолкла и смотрела отсутствующим взглядом куда-то вдаль. Затем тихо спросила:

— Скажи, глаза у него так и остались… открытыми?

Перед Рагху Рао вдруг ясно предстала недавно виденная им картина: обгорелые стены, двор, мощенный шахабадским камнем, обезглавленное тело посреди двора, откатившаяся в сторону голова, открытые неподвижные глаза, в которых застыл немой вопрос…

Рагху Рао, ничего не ответив, опустил голову.

Канатамма по-прежнему смотрела куда-то вдаль. И вдруг она уткнулась лицом в колени, седые волосы рассыпались, тяжелые частые слезы закапали на ствол ружья.

Жалость захлестнула сердце Рагху Рао, но он подавил в себе это чувство и пошел дальше. Он поступил так не потому, что был черств душой. Нет, в душе его по-прежнему жила любовь к другу, и, конечно же, он испытывал сострадание к горю матери. Но сейчас его волновало другое! Он думал о том, что путь к будущему неизбежно будет мучительным. Сколько слез и крови прольется, сколько страданий должны будут перенести люди!

Канатамма — это человек нового типа. Мать, потерявшая свое дитя, обретет тысячи других детей, широко раскроет людям свое полное любви сердце. Вот почему Рагху Рао не тревожился за судьбу Канатаммы. Вот почему он не стал утешать рыдающую женщину.

Именно тогда у него созрело решение (даже сейчас, накануне казни, лицо его просветлело при этом воспоминании): он не должен оставаться только гонцом, несущим радостную весть о переделе земли, он сам будет в нем участвовать. Он даст счастье людям, которые знали только горе и слезы.

Первая деревня, где Рагху Рао принял участие в разделе земли, была Белампалли. Он стал свидетелем того, как бездомные, обездоленные крестьяне обретали веру в свои силы, веру в будущее. Восстанавливались и заселялись жилища; в обновленной деревне наводили чистоту, убирали мусор, рыли сточные канавы; плуг снова вспахивал землю. Крестьянин вздохнул свободно, полной грудью. Тиранов и угнетателей охватил ужас. Вчерашние деспоты, столетиями безраздельно владевшие землей, тайком бежали от народного гнева, отсиживались в городах. Крестьяне из Белампалли создали особый отряд, помогавший Рагху Рао делить землю в других деревнях. По мере того как Рагху Рао переходил из одного селения в другое, отряд, следовавший за ним, пополнялся новыми людьми. Это был поток, который нельзя остановить, половодье, которое с каждым днем разливалось все шире. Если раньше крестьянин двигался к своей цели черепашьим шагом, то теперь он шел к ней шагом сказочного великана. Голова его достигала небес, песня разливалась по всей вселенной. Землепашец перепахивал свою судьбу, и один за другим рушились устои помещичьих усадеб.

От Белампалли до Паттипаду, от Паттипаду до Срипурама — по всей родной земле Рагху Рао гремел ликующий праздник жизни. Такого праздника здесь еще никто никогда не видел…

Рагху Рао вдруг почудилось, что в углах его темной камеры вспыхнули отблески праздничных огней, Казалось, свежее дыхание бури проникло сквозь тюремные стены и унесло с собой Рагху Рао в далекий Срипурам — словно уносит оно пену вскипающей морской волны. И Рагху Рао снова прошел свой путь из Паттипаду до Срипурама…

Вот оно, величественное шествие крестьян, растянувшееся от Паттипаду до Срипурама! Его открывает отряд из племени койя, за ним движется колонна пастухов, затем — ватти. Идут знаменосцы, трубачи, барабанщики бьют в барабаны…

Вместе с процессией плывет сверкающий яркими красками закрытый паланкин; по бокам его развеваются пурпурные занавески. В нем несут документы, отнятые у помещиков: закладные на землю, закладные на жизнь и честь людей. В некоторых поместьях эти документы не пришлось даже отнимать: заминдары бежали, побросав свои разбойничьи гнезда, дома-крепости — оплот грабежа и насилия.

За нарядным закрытым паланкином несут два открытых. В одном из них — Рагху Рао, в другом — Нагешвар, к этому времени уже вышедший из тюрьмы и догнавший своего друга в деревне Паттипаду. Друзья хотели идти пешком вместе со всеми, но крестьяне усадили их в паланкины, как они ни сопротивлялись. За ними движется плотная толпа, в ней мелькают барабанщики, танцоры. Веселые голоса выкрикивают лозунги. Дети, старики, женщины, юноши, слепые, хромые, инвалиды — все вышли из своих домов. Во всей деревне ни одной двери не было на запоре — сегодня нет воров и преступников, сегодня все стали хозяевами земли!

Шествие остановилось у