Жрецы учили обращаться к любой природной стихии, черпать энергию и в дожде, и в ветре, и в яркой молнии. «Наши силы идут от природы, – объясняли они. – Каждый маг должен уметь преобразовывать силы стихий в собственную энергию, потому что управлять самой стихией мы не в состоянии» – при этом жрецы глядели на Сайарадил так, словно она обманула их сокровенные надежды.

Безмолвные упреки и чужие успехи заставляли Саю ощущать себя ничтожеством. Учителя твердили, что маг должен быть уверен в своем предназначении – Сайарадил же сама себе казалась самозванкой. Жрецы морщились, кричали и в качестве наказания оставляли ее впроголодь – Сая лишь усилием воли опускала гордую голову, изображая раскаяние. Ей не хотелось своей непокорностью бросать тень на имя отца.

Так продолжалось, пока за Сайарадил не взялся учитель Нармаил.

Это была худшая неделя в ее жизнь. Перепутав по рассеянности подвальные уровни, вместо женской купальни Сайарадил зашла в мужскую, где от ее смущенного вскрика разом вскипела вся вода. Пока пострадавшим залечивали ожоги, Сая пыталась объяснить учителям, что ее просто бросило в жар от смущения.

На этом злоключения не закончились. Через несколько дней, когда Сая тщетно пыталась поглотить огонь, учитель Урус съехидничал, что ей для вдохновения следует посетить мужскую ванную. От возмущения Сайарадил вздрогнула и перевернула чашу с горящим маслом прямо под ноги Уруса. Вспыхнувшего жреца сразу же потушили, но в то, что Сая сделала это не специально, никто не поверил.

Именно тогда она впервые увидела жреца Нармаила. Он стоял в дверях – сгорбленный старик со всклоченными бровями и черными с проседью волосами. Сая понимала: он тоже не верит в несчастный случай, но – что странно – его это забавляет.

Когда на следующий день он пришел в класс и объявил, что берет их под свою опеку, Сайарадил решила, что Небо наконец-то вняло ее мольбам.

Как же она ошибалась!

Старик Нармаил оказался хитрее прямолинейного Уруса, которому Сая была, по крайней мере, глубоко безразлична. Нармаил же, напротив, ехидно комментировал каждое ее действие. Поначалу все сидели молча, но вскоре самые смелые начали хихикать над его придирками. За что бы Сая ни бралась, учитель тут же высмеивал ее неудачи, из-за чего девочка теряла остатки веры в себя.

По приказу Нармаила Сайарадил переселили в общую комнату, где та убедилась, что рабы из ее поместья живут лучше: в длинной комнате с запертыми наглухо окнами жили семь учениц младшей группы в возрасте от пяти до тринадцати лет. Шелест голосов, смешки за спиной, разговоры, обрывающиеся, стоило Сае войти – эту комнату она возненавидела всем сердцем, предпочитая засыпать в библиотеке, чем на отведенной ей у двери кровати.

«У тебя будет новая семья» – так ей сказали, но никто не обещал, что эта семья будет любящей. Новообретенные собратья сторонились Сайарадил. Большинство из них были детьми простолюдинов; как могли они полюбить ту, на кого им прежде запрещалось смотреть? В этом семействе «равных» Сая продолжала быть госпожой по крови, а прочие – детьми черни. Особенно это бросалось в глаза во время общих трапез, на которых тщетные потуги вчерашних крестьян вести себя по-господски выглядели особенно жалко.

Навязанное равенство стало причиной трагедии, круто изменившей жизнь Сайарадил.

Каждый день учитель Нармаил являлся с докладом в верхние покои, и всякий раз Арамил выражал беспокойство по поводу избранного им метода, но старик лишь усмехался. Так было и в тот день.

– Ты хочешь, чтобы она окончательно потеряла веру в себя? – не сдерживаясь, кричал наставник.

Старик налил себе вина и ласково посмотрел на разгневанного Арамила.

– Сайарадил зависима от мнения окружающих. Чтобы обрести силу, ей нужно потерять самое ценное – уважение к себе.

Арамилу не понравился ответ. На примере наставника Аргуса он знал, как бывшие простолюдины относятся к благородным по крови. Надо бы проверить, что за мысли бродят в детских головах…

– Надеюсь, никто не пострадает, – пробормотал он.

– Разве не ты привык добивается своего любой ценой? – усмехнулся Нармаил.

Наставник решил не вступать в перепалку. Они обсуждали последнее заседание Сената, как вдруг в дверь без доклада ввалился послушник с воплем, что младшие ученики затеяли драку со смертоубийством.

Арамил побледнел и бросился было бежать, но замер, обернувшись на хлюпающие звуки за спиной: старый жрец расхохотался так, что алое, словно кровь, вино, расплескалось по его груди.

***

Месяцем ранее Сенат, обеспокоенный распространением эпидемии на юг, ввел чрезвычайное положение в шести северных провинциях. Крупные порты опустели, на путевых трактах спешно возводились дополнительные заставы. Этих мер оказалось недостаточно. По данным въездных деклараций, за последние полгода в Эндрос прибыло около двадцати тысяч северян; вернулась назад всего пять сотен. Стоило слуху об этом разлететься, как в Старом городе началась паника. Под давлением родовой знати Сенат пошел на крайние меры: была организованна масштабная зачистка Окраинных кварталов, где проживала треть миллионного города. Карантинные патрули больше походили на военные отряды, а санитарные меры – на пытки. При малейшем подозрении на болезнь несчастный подлежал уничтожению и немедленному сжиганию. Окраины наполнила вонь горящей плоти.

Сайарадил не знала об этом, а узнай – не поверила бы в подобную жестокость. Она смотрела на мир глазами наивного ребенка, проведшего всю жизнь за стенами, и свято верила в законы, о которых столько слышала от отца. Но были в стенах Храма и те, для которого окраина Эндроса была родным домом.

После обеда ученики младшей ступени по обыкновению собрались в одной из свободных комнат на жилом этаже. Им предстояло выполнить письменные задания и попрактиковаться в том, что жрецы называли «высечением» – концентрация небольшого сгустка энергии, который через несколько лет практики должен был стать полноценным энергетическим зарядом. Нарочно оставив практику напоследок, Сайарадил склонилась над книгами, как вдруг на стол упали тени – ее обступили со всех сторон. Сая удивленно огляделась и привстала было, но ее толкнули с такой силой, что она упала на спину, ударившись затылком об угол стоявшей позади лавки. Голова взорвалась болью, в ушах зазвенело. Над ней склонился юноша четырнадцати лет – ученик пятого года, лучший на младшей ступени. Он схватил Сайарадил за шиворот, рывком приподнял и ударил по лицу так, что ее отшвырнуло на стену.

Некоторые смеялись, некоторые говорили что-то о равенстве, повторяя за учителями. Сая видела, как двигаются губы, но не слышала слов – уши как будто оглушило. Из толпы вышел тот, кто ударил ее. На его ладони вспыхнула искра, постепенно растущая, набирающая силу. Сайарадил не