Но Елизавета отреагировала как-то странно. Некоторое время она задумчиво разглядывала платье, чуть склоняя голову то влево, то вправо, потом махнула рукой:

– Достаньте весь жемчуг, какой у нас есть! А еще тонкий шарф похожего цвета.

– Что вы собираетесь делать?

– Дай ножницы, – Елизавета протянула руку.

– Но, миледи…

Принцесса, не обращая внимания на ужас, написанный на лице своей верной Кэт, приложила платье к себе, покрутилась с ним перед большим зеркалом и снова потребовала:

– Ножницы!

На пол полетели куски ткани, вырезанной из лифа. Оставлять так было категорически нельзя, Елизавета просто вывалилась бы из своего наряда, но принцесса уже прикладывала тонкий, полупрозрачный шарф к вырезу. Поняв ее задумку, Кэт и Парри бросились помогать. Они прекрасно знали, что спорить с Елизаветой бесполезно, тем более теперь, когда ножницы уже сделали свое дело.

Прошло время отдыха, данного перед вечерним приемом. Кэтрин Эшли не просто нервничала, она была едва жива. Прием вот-вот начнется, а они с Парри и девушками до сих пор переделывали наряд Елизаветы! Сама принцесса тоже торопливо подшивала последние жемчужинки к отвороту рукава.

– Все! Остальное дошьете прямо на мне!

Кэт ахнула:

– А если отвалится?!

Влезая в платье, Елизавета распорядилась:

– Возьмешь с собой иголку и нитки, если что-то будет не так, пришьешь там.

Парри всплеснула руками:

– Ах нет, Ваше Высочество, это дурная примета – шить на человеке!

– Чем дурная? Затягивай туже, я не собираюсь что-то кушать! – приказала виновница переполоха горничной, занимавшейся шнуровкой.

– Но Вы не сможете не только кушать, но и двигаться!

Елизавета вдохнула полной грудью, явно втянула живот, чтобы стать еще тоньше, расправила плечи и кивнула:

– Все в порядке! Кэт, зашивайте быстрее, не то я могу оказаться в последних рядах! Не пробиваться же с боем сквозь эту толпу фальшивых улыбок! Так чем плоха примета, Парри?

– Возьмите нитку в зубы, иначе мы зашьем и вашу память тоже.

– Память? Только ее? Оставьте мне память об отце и все, чему учили на занятиях, остальное можете спокойно зашивать!

Наконец, все было готово. Елизавета выглядела великолепно.

– Ваше Высочество, у меня ощущение, что это вас короновали сегодня!

Девушка дернула плечом:

– Глупости! На своей коронации я буду выглядеть в тысячу раз эффектней! Подбей еще волосы слева, они немного опали. И подай другой веер, этот слишком скромен. К черту скромность! Не смотри на меня так, давай, давай!

Конечно, королева сияла и сверкала, но нашлось немало дам, особенно молодых, которые оделись ярче и выглядели привлекательней Марии. Однако всех превзошла ее ненавистная сводная сестра. Елизавета посмела вырядиться так, словно была на этом празднике жизни главной.

Когда она подошла к королеве и присела в самом изящном из виденных при этом дворе реверансов, взгляды присутствующих мужчин оставили Марию и сосредоточились на ее младшей сестре.

– Ваше Величество, позвольте поздравить вас и пожелать счастья!

Совершенно неважно, что именно говорила сестра, главное, как она выглядела. На Марии куда больше драгоценностей, даже цвет ее наряда много ярче, но темно-красный только подчеркивал дряблость кожи тридцатисемилетней девушки, ее неровный румянец, темные круги под глазами от нервного напряжения последних дней. А на Елизавете нежно-зеленое платье с большим количеством крохотных жемчужин, прекрасно оттенявшее изумительную белизну кожи и яркие сочные губы. Волосы старшей сестры забраны под богатый чепец, а у младшей распущены по плечам, словно нарочно демонстрируя великолепие и цвет. А еще руки… У Марии они хороши, вернее, были хороши, но теперь приходилось считаться с возрастом и не слишком выставлять. Елизавета же красоту своих рук подчеркнула богатыми отворотами рукавов и удивительно эффектным веером, по сравнению с которым отступали на задний план дорогие четки королевы.

И обвинить ее не в чем, большой вырез на груди целомудренно прикрыт, но ткань почти прозрачна и любого просто манит заглянуть чуть глубже дозволенного. Перстней немного, но длинные, изящные пальцы с ногтями красивой формы столь искусно вертят великолепный веер, что отвести взгляд от этих рук невозможно. Знала чем взять! Елизавета сумела подчеркнуть то, что норовила спрятать Мария, и большинство присутствующих невольно отметили эти различия. Неудивительно, старшей тридцать восьмой год, а младшей двадцать два. Мария королева и ей непозволительно напропалую кокетничать или вертеться в танце, а сестре можно. Елизавета не просто оттянула на себя внимание мужчин, она его беззастенчиво отобрала у сестры, основательно подпортив той веселье! Весь вечер в зале раздавался ее счастливый смех и веселый голос. Мужчины увивались за принцессой, забыв о королеве, насколько позволяли приличия. И было совершенно непонятно, кто же из двоих виновница торжества.

Но как можно обвинить Елизавету хоть в чем-то? Она просто радовалась коронации старшей сестры… А уж что там себе думала при этом… Это ее дело.

Мария почувствовала, что очень хочет отправить Елизавету обратно в ее Хэтфилд. Но младшая сестра решила пока не уезжать, и при дворе есть чем заняться. Отравлять жизнь королеве оказалось вполне занятным делом.

Помогая Елизавете раздеваться перед сном, Кэт качала головой:

– Вы, конечно, великолепны, но как бы не пострадать из-за излишнего внимания к вам, а не к королеве…

Елизавета фыркнула:

– Мария будет дурой, если позволит мне остаться при дворе, я перебью у нее всех женихов.

– Каких женихов?!

– Ну-у… будут же… При дворе не должно быть ни одной женщины красивей и ярче королевы! Это надо запомнить.

И снова Кэтрин и Парри переглянулись между собой. Неужели Елизавета надеется когда-нибудь стать королевой? Хотя… королевских дворов в Европе множество, совсем необязательно это должен быть Лондон.

– Да, Ваше Высочество, когда вы выйдете замуж…

Договорить Кэт не успела, принцесса фыркнула, как рассерженная кошка:

– Замуж?! Я не собираюсь замуж!

Кэтрин подумала, что с таким нравом найти мужа действительно будет непросто.

Коронация прошла с немыслимым размахом, казалось, Мария норовит затмить все предыдущее, виденное лондонцами, чтобы выкорчевать из их памяти прежних королев.

Но для Елизаветы самым страшным явилось не это намерение старшей сестры, хочет блистать, пусть себе… Хуже, что Мария стала требовать от нее присутствия на католических мессах. Нельзя сказать, что тогда Елизавета была столь же твердой протестанткой, сколь Мария паписткой, но нажима на себя она уж, конечно, не потерпела, потому чем больше давила старшая сестра, тем сильнее внутренне склонялась к вере своей матери младшая. Но жертвовать своей головой не спешила, поэтому сделала вид, что подчиняется и одновременно горячо умоляла отпустить ее в любимый Хэтфилд, подальше от королевского двора.