Успокоившись, он снизил скорость на подъезде к жилому комплексу. Этим холодным февральским вечером одинаковые двухэтажные блоки казались окоченевшими и покинутыми.

На стоянке находилось с полдюжины машин. Он встал между туристским фургоном и универсалом, которые скрыли машину от посторонних глаз. Надел хирургические перчатки и положил пресс-папье в карман пальто. Осторожно выскользнув из машины, бесшумно закрыл дверцу и исчез в тени здания. Мысленно поблагодарил бога за то, что Эдна живет в последнем блоке. Не перепутаешь.

Штора на окне спальни была почти опущена, но на подоконнике стоял цветок в горшке. Штора доходила до верхушки растения, и он мог ясно видеть, что происходит внутри. В комнату проникал свет из коридора. Окно было приоткрыто. Наверное, Эдна в гостиной или за обеденным столом. Приглушенно бормотал телевизор. Можно войти через окно.

Он быстро огляделся и еще раз убедился в том, что вокруг никого нет. Сильными, затянутыми в перчатки пальцами он открыл окно, бесшумно поднял штору, тихо взял горшок с растением и поставил его на землю. Позже это станет очевидным доказательством способа проникновения. Он влез на подоконник. Для такого крупного мужчины он был на удивление ловок.

Он оказался в спальне. При тусклом свете оглядел девственно опрятную комнату, махровое покрывало, распятие над кроватью, фотографии пожилой пары в рамках, кружевную салфетку на обшарпанном комоде, отделанном красным деревом.

Пора приступать к делу, которое он ненавидел. Он нащупал в кармане пресс-папье. Надо ударить ее. Когда-то он читал о враче, которого признали виновным в убийстве из-за того, что удар ножом был нанесен слишком точно. Нельзя рисковать, чтобы его выдали медицинские знания. Именно медицинские знания привели его сюда.

Он на цыпочках двинулся по короткому коридору. Ванная справа. Гостиная в шести футах впереди и слева. Он осторожно заглянул туда. Телевизор включен, но в комнате никого нет. Скрипнул стул. Она, должно быть, сидит в крошечной столовой нише. Он осторожно вошел в гостиную. Наступил решающий момент. Если она увидит его и закричит…

Но Эдна сидела к нему спиной. Закутанная в махровый голубой халат, она почти сползла с кресла перед столом. Одна рука лежала рядом с огромным стаканом для коктейлей, другая на коленях. Перед ней стоял почти пустой высокий графин. Голова свисала на грудь. Слабое ровное дыхание указывало на то, что она спит. От нее тяжело пахло алкоголем. Он быстро оценил ситуацию. Взгляд упал на тихо шипящий радиатор справа от стола. Старомодный радиатор с острыми незащищенными ребрами. Может, ему и не понадобится пресс-папье? Возможно…

— Эдна, — чуть слышно прошептал он.

— М-м-м… ой… — Она подняла на него затуманенные глаза. Смутившись, начала было вставать, неуклюже изогнувшись в кресле. — Доктор…

Мощный удар отбросил ее назад. Голова ударилась о радиатор. Ослепительный свет вспыхнул в мозгу. Как больно! Господи, как больно! Эдна вздохнула. Успокаивающе теплый поток крови унес ее в темноту. Боль растеклась, усилилась, достигла пика, отступила, утихла.

Он отскочил, чтобы не испачкаться в крови, потом осторожно склонился над ней. Пока он наблюдал, пульс у нее на горле затрепетал и остановился. Он приблизил лицо к ее губам. Она перестала дышать. Он убрал пресс-папье в карман. Оно уже не понадобится. Он не станет инсценировать ограбление. Все будет выглядеть так, будто она упала. Ему повезло. Безопасность обеспечена.

Он вернулся в спальню по своим следам. Внимательно осмотревшись, чтобы убедиться, что на стоянке никого нет, вылез через окно, вспомнил о горшке, поставил его на место, опустил штору и прикрыл окно точно так же, как оно было прикрыто у Эдны.

И тут раздался настойчивый звонок в дверь — в ее дверь! Он нервно огляделся. Никаких следов на твердой сухой земле. Подоконник совершенно чист. Никакой стертой пыли. Влезая, он через него перешагнул, так что на белой поверхности не осталось отпечатков подошв.

Он побежал к машине. Двигатель завелся тихо. С выключенными фарами он отъехал от домов. Выезжая на шоссе № 4, он включил фары.

Кто стоял у Эдны на пороге? Попытается ли этот человек войти? Эдна мертва. Она больше не сможет сплетничать о нем. Но опасность была так близко, так ужасающе близко.

Его переполнял адреналин. Осталась лишь одна возможная угроза: Кэти Демайо.

Теперь он возьмется за нее. Авария, в которую она попала, дала ему предлог, чтобы начать лечение.

В больничном отчете говорилось, что у нее низкий гемоглобин. Ей сделали переливание крови в отделении скорой помощи.

Он назначит еще одно переливание под предлогом подготовки к операции.

И даст ей кумадин, который нарушит свертываемость крови и сведет на нет всю пользу от переливания. К пятнице, когда Кэти придет в больницу, она будет на грани тяжелого кровотечения.

Вероятно, он сможет провести срочную операцию без введения дополнительных антикоагулянтов. Но при необходимости введет ей гепарин. Это приведет к серьезнейшему ослаблению механизма коагуляции. Она не перенесет этой операции.

Изначально низкий уровень гемоглобина, кумадин и гепарин подействуют на Кэти Демайо не хуже, чем цианид на Венджи Льюис.

Ричард и Кэти вместе вышли из кабинета Скотта. Она знала, что он рассердится, если она захочет вызвать такси, чтобы ехать домой. Но когда они подошли к его машине, он сказал:

— Сначала ужин. Бифштекс и бутылка вина заставят твои соки бежать быстрее.

— Какие соки? — осторожно спросила она.

— Слюна. Желудочный. Всякие.

Он выбрал ресторан с отдельными кабинками, опасно примостившийся на утесе в «Палисадах»[6]. В маленьком зале горели свечи, и было тепло от пылающего камина.

— Как чудесно, — вздохнула она. Хозяин явно хорошо знал Ричарда.

— Доктор Кэрролл, рад вас видеть, — поздоровался он, провожая их к столику перед камином и отодвигая стул для Кэти.

Она усмехнулась и села. Либо она и в самом деле выглядит такой замерзшей и печальной, какой себя чувствует, либо Ричард здесь — особый клиент.

Он заказал бутылку «Сент-Эмильона», официант принес горячие чесночные хлебцы. Они пили и ели в приятном молчании. Кэти осознала, что впервые они сидят так близко, за маленьким столиком, в стороне от других посетителей, глядя друг на друга.

Ричард был рослым, необычайно крепким и здоровым. Здоровьем веяло от его густых темно-каштановых волос, мужественного спокойного лица и стройной широкоплечей фигуры. Когда он состарится, в нем появится нечто львиное.

— Ты улыбнулась, — сказал Ричард. — О чем задумалась?

Она рассказала.