За всю свою практику он редко видел таких ужасных мертвецов. Убитым оказался молодой парень лет девятнадцати или двадцати, не больше. Тощий, почти как скелет, с тонкими запястьями, изящными ушными раковинами и восковой бледностью смерти. Хотя одна сторона его лица сильно обгорела, Ханкен отметил нос правильной формы и красиво очерченный рот, да и общий вид у парня был каким-то женственным, от чего он, похоже, пытался избавиться, отрастив жиденькую черную бороденку. Он буквально истек кровью из-за многочисленных ран, скрываемых лишь легкой черной футболкой — и никакой куртки или свитера поблизости. Черные джинсы изрядно посерели в самых изношенных местах: по швам, на коленях и на заднице. А вот размер обуви у него был на редкость большим, и добротные массивные ботинки, судя по виду, произвела фирма «Док Мартене».

Под этими ботинками, наполовину скрытыми сейчас спальным мешком, который осторожно откинул фотограф, чтобы зафиксировать на пленку положение чела, лежало несколько листков бумаги, испачканных кровью и подмоченных влагой осаждающегося тумана. Присев на корточки, Ханкен внимательно изучил их, разделяя кончиком вытащенного из кармана карандаша. Эти листки, как он заметил, напоминали традиционные анонимные письма: кривоватые ряды букв и целых слов, тщательно отобранных и вырезанных из газет и журналов. Тематически они были одинаковы: в них содержались угрозы смерти, хотя предполагаемые ее обстоятельства варьировались.

Ханкен перевел взгляд с этих писем на скорчившегося на земле парня. Он размышлял, можно ли сделать вывод, что их адресат встретил свой конец в соответствии с упомянутыми в анонимках угрозами. Такое заключение могло бы показаться приемлемым, если бы интерьер окруженной мегалитами поляны не поведал совершенно иную историю.

Широкими шагами Ханкен проследовал обратно по тропе между березами.

— Приступайте к осмотру окрестностей, — отрывисто приказан он следственной группе. — Мы ищем второе тело.

Барбара Хейверс, сотрудник Нью-Скотленд-Ярда, поднялась на лифте на тринадцатый этаж высотного дома. Там находилась обширная библиотека лондонской полиции, и она знала, что в этом зале, среди множества справочников и пухлых папок следственных отчетов, никто ее не потревожит. А в данный момент она особенно нуждалась в таком спокойном месте. Ей требовалось побыть в одиночестве, чтобы прийти в себя.

Помимо того что эта библиотека вмещала бессчетное множество томов, которых и сосчитать-то было невозможно, не то что прочитать, из ее окон открывалась великолепная панорама Лондона. На востоке за неоготическими башнями и шпилями зданий Вестминстера виднелись более современные постройки южного берега Темзы. На север простирался лондонский деловой центр, над которым доминировал на фоне неба купол собора Святого Павла. А как раз сегодня ослепительные лучи жаркого летнего солнца сменились наконец более приглушенным и тонким осенним сиянием, придающим особую четкость и красоту всему, чего касается этот матовый свет.

Стоя у библиотечных окон на тринадцатом этаже, Барбара подумала, что если ей удастся сосредоточиться на опознавании всех раскинувшихся внизу зданий, то, возможно, она успокоится и забудет унижение, через которое только что прошла.

После трех месяцев вынужденного отпуска в этот знаменательный четверг в половине восьмого утра в ее доме раздался долгожданный телефонный звонок. Ей передали тонко замаскированный под просьбу приказ. Не соблаговолит ли сержант уголовной полиции Барбара Хейверс подойти к десяти часам утра в кабинет старшего суперинтенданта сэра Дэвида Хильера? Голос звучал безупречно вежливо и невероятно осторожно, даже намеком не выдав осведомленности его владельца о том, чем вызвано такое приглашение.

Барбара, однако, почти не сомневалась в назначении этой встречи. Последние двенадцать недель она провела в вынужденном отпуске в связи с поступившей на нее жалобой, и поскольку прокуратура отклонила выдвинутые против нее обвинения, то ее делом начал заниматься отдел внутренних расследований столичной полиции. Были вызваны очевидцы ее противозаконного поведения. Эти очевидцы предоставили подписанные показания. В качестве места и орудия должностного преступления доскональному изучению и оценке подверглись большой катер с мощным мотором, полицейский карабин и полуавтоматический пистолет «глок». И печальная участь Барбары, по идее, уже давно должна была так или иначе решиться.

Поэтому телефонный звонок, прервавший ее и без того беспокойный сон, не застал ее врасплох. В конце концов, она уже с начала лета знала, что два аспекта ее неправомерного служебного поведения стали объектом расследования. Перед лицом обвинений в агрессивных действиях и попытке убийства в сочетании с дисциплинарным обвинением, включающим оскорбление вышестоящего по званию и неподчинение его приказу, любой полицейский, имеющий хоть каплю здравого смысла, в ожидании неминуемого краха уже начал бы приводить в порядок свои дела и подыскивать новое место работы. Но Барбара служила в полиции почти полтора десятилетия, эта служба стала смыслом ее жизни, и Барбара не представляла, как будет жить без нее. Находясь в своем вынужденном отпуске, она успокаивала себя тем, что каждый очередной день, прошедший без объявления об увольнении, увеличивает вероятность того, что она выберется из трясины этого расследования целой и невредимой. Но это, конечно, был не тот случай, и более реалистичный офицер мог бы догадаться, что ждет его в кабинете старшего суперинтенданта.

Барбара тщательно оделась, предпочтя своим обычным свободным брюкам юбку и жакет. В вопросах одежды она оставалась безнадежным профаном, поэтому выбранная ею цветовая гамма совершенно ей не шла, а ожерелье из искусственного жемчуга было нелепым штрихом, который лишь подчеркивал полноту шеи. Но по крайней мере, она не поленилась начистить туфли. Правда, вылезая из своей старушки «мини» в подземном гараже Ярда, Барбара зацепилась ногой за шероховатый кран металлической двери, и в результате на колготках поползла предательская петля.

Впрочем, идеальные колготки, приличное украшение и более подходящий цвет костюма вряд ли смогли бы отменить неизбежное. Едва войдя в шикарный кабинет старшего суперинтенданта Хильера, подтверждающий всеми своими четырьмя окнами, каких олимпийских вершин достиг его обитатель, Барбара сразу увидела вывешенный на стене приказ.

И все-таки она не ожидала, что это наказание обернется таким унижением. Разумеется, старший суперинтендант Хильер всегда был ревностным служакой, но до сих пор Барбаре не приходилось испытывать на себе его карающую длань. Он, по-видимому, решил, что строгого разноса недостаточно для выражения неудовольствия ее возмутительным поведением. Недостаточно было и гневных обличений типа «подрыв репутации всей столичной полиции», «дискредитация беспорочной службы тысяч достойных офицеров», «постыдное клеймо неподчинения, неслыханное за всю историю существования полиции», занесенных в личное дело Барбары, дабы ее будущие начальники знали, с кем им придется иметь дело. В дополнение ко всему этому старший суперинтендант Хильер счел необходимым лично прокомментировать деятельность, которая привела к отстранению Барбары от работы. И, понимая, что без свидетелей он может отчитать сержанта Хейверс, не стесняясь в выражениях, Хильер включил в свою речь рискованные выпады и инсинуации такого рода, какие иной подчиненный офицер — в менее угрожающем положении — мог бы расценить как выход за рамки, отделяющие профессиональное от личного. Но Хильер был отнюдь не дурак. Он прекрасно осознавал, что поскольку наказание не подразумевает увольнения, то Барбара будет вести себя благоразумно и безропотно скушает все его пилюли.