Однажды даже из-за этого самолета состоялся педсовет. Мы его без проблем подслушали. А на педсовете была даже какая-то шишка из вышестоящих. Артоша нападала на директора, а Любаша ей подпевала.

– Вы, Семен Михайлович, – верещала Артоша, – собираете в школу всякий непрофессиональный элемент. Что может дать нашим учащимся этот зеленый и не совсем здоровый лейтенант? Прожекты какие-то строит. Летать они собираются! Нам успеваемость нужна и дисциплина, а не крылья для полета.

Семен Михалыч спокойно и даже устало в который раз объяснял:

– Крылья тоже нужны. Все наши двоечники и хулиганы сплотились вокруг этого самолета. Двоечники уже стали троечниками. Хулиганы курить бросили. Они даже возле школы порядок обеспечивают.

(И это тоже правда. Ребята-самолетчики, самые боевые в нашей школе, сплотились и дали такой отпор ОПГ им. Владика, что на стадионе даже по вечерам стало спокойно.)

Тут Любаша начала было подпевать Артоше – про Оболенского-младшего, но завуч уже разошлась вовсю и стала запугивать педагогический состав возможными последствиями.

– А вы не думаете, Семен Михалыч, что под этим самолетным кружком может скрываться что-нибудь очень серьезно-негативное? А вдруг этот фантастический самолет и правда полетит? Над столицей нашей Родины? А вдруг он упадет на правительственное здание?! Отвечать за это придется нам с вами. Вернее, отвечать будете вы, как человек, допустивший это безобразие в стенах школы. Вы даже себе не представляете, что могут натворить современные дети!

– Бомбу сбросят? – усмехнулся Семен Михалыч.

– Я не удивлюсь.

Словом, самолет рождался в муках.

Его уже было видно. Он стоял на трех колесах от детской коляски, раскинув ажурные, еще не обтянутые крылья. Маленький такой, одноместный.

Сам Васек занимался доводкой деревянного винта, а ребята прилаживали в носу самолета моторчик от старого мотоцикла.

Наш Алешка, сопя и пыхтя, крепил к сиденью ремни безопасности.

– Видал, Дим? – гордо спросил он. – Скоро полетим.

– В Америку? – спросил я с легкой завистью.

– В Малаховку, – хихикнул Алешка, усаживаясь в кресло пилота и пристегиваясь ремнями. – Без всяких билетов.

Ребята затянули болты крепления и пошли к умывальнику. Васек снял с верстака винт и стал насаживать его на вал двигателя. Самолет сразу стал похож на настоящий.

– Попробуем? – подмигнул Васек Алешке. – Полетаем чуток?

– Правда, что ли? – Алешка распахнул глаза и разинул рот. – Попадет нам. А вам еще больше. Полковник прибежит.

Полковник – это наш директор.

– А он уже ушел. Ну-ка, пусти меня. – Васек сел в кресло. – Разойдись!

Мы «разошлись» и прижались к стенам.

Васек проговорил негромко, даже каким-то дрогнувшим голосом:

– От винта! Есть от винта! Контакт! Есть контакт!

И он дернул ручку стартера. Мотор чихнул и… заработал. Винт сначала медленно и как бы нехотя начал вращаться, набирая обороты. По мастерской пронесся ветер.

Васек, с загоревшимися глазами, чуть прибавил обороты, и самолет медленно сдвинулся с места, покатился вдоль комнаты, взметая винтом все, что можно было взметнуть. Остановился. Стих двигатель, замедлил вращение и застыл винт. Васек сидел в кресле пилота со счастливым лицом. Словно он, прокатившись всего два метра, испытал чувство полета. По которому он страдает и во сне, и наяву. Мне даже как-то неловко было смотреть на него. Мне было его очень жалко, и в то же время я ему завидовал. Как человеку, у которого было любимое, единственное в жизни дело. Пусть сейчас он и отстранен от него всякими обстоятельствами, но по его глазам было видно: Васек своего добьется. Он снова поднимется в небо.

Ребята нашего Васька любили и уважали. Ну, во-первых, он все-таки был настоящий герой, а во-вторых, никогда на нас не сердился и не кричал. Но если он говорил: сделай вот так, то ребята делали так, что переделывать не приходилось. И еще мне нравилось, что никто при нем никогда не курил и не ругался. И всякие глупости не говорил.

Один раз Никишов попробовал. Мало не показалось. У них в классе была тема: «Цель в жизни».

– Я так и сказал честно, – рассказывал потом Никишов. – Главная цель – это деньги. Тогда и все остальное будет, все другие цели.

Васек послушал его, прижав ладонь к уху, а потом просто и даже брезгливо сказал:

– Жалко мне тебя, – и отошел, прихрамывая, к верстаку.

Никишов потом два дня не приходил на строительство. Все думал. Наверное, что-то понял. И мы все – тоже…

– Все, – сказал Васек, медленно выбираясь из кресла. – На сегодня хватит. Полетали. А мне пора на процедуры.

Васек упорно ходил в поликлинику, где ему разрабатывали сломанную ногу и пытались вернуть слух.

– Да, и мне надо еще в одно место завернуть, – добавил он.

– Мы вас проводим, – сказал Алешка. – Поговорим о том о сем.

– Буду рад.

Самое удивительное, что, выйдя из школы, Васек направился не в поликлинику, а к проспекту.

– На работу оформляюсь, – объяснил он.

– А как же самолет? – испугался Алешка.

– Успеем. На эту работу, друг мой, полгода надо оформляться. Проверки всякие, тесты.

– Секретная? – сразу же врубился Алешка.

– Шибко секретная.

Мы вышли на проспект и не спеша двинулись дальше. Да и не мог Васек спешить со своей ногой.

– Я, ребята, снова в авиацию вернуться мечтаю. Мне без крыльев жизни нет! Вот поработаю годик, поправлю ушки и ножки – и снова на крыло.

– А где вы будете работать? – спросил Алешка.

– А вот здесь.

Мы, оказывается, стояли напротив «Электроники».

– Продавцом? – У Алешки брови полезли на лоб.

– Лаборантом. И не здесь, а там, – Васек указал на арку, за которой был дворик, а во дворе – особнячок. С хитрой лабораторией. – Только вы особенно об этом не болтайте. Работа секретная.

– Да мы знаем, – Алешка махнул рукой. – Тут эти, глазеры разрабатывают.

– Ни фига себе! – Васек тоже вскинул брови от изумления. – Откуда тебе это известно?

– Оттуда. – Алешка махнул рукой в сторону нашего дома. – Наш папа – полковник милиции. И мы все его секреты подслушиваем.

– Неслабо! – Васек рассмеялся.

– Это не смешно, – вдруг очень серьезно произнес Алешка. – Вашей лаборатории грозит опасность!

– Ну, мы с тобой попали, Дим, – сказал Алешка. – В самое шпионское осиновое гнездо. Надо что-то делать!