– Ты не замужем! – заявил вдруг Генаша.

– Угадал, – согласилась я.

– Положит баба в корыто шесть носков, а вытащит пять. – Гена почесал в затылке. – Загадка природы, куда вечно один девается. Моя Наташка чего только не делала. И в комочки смотает, булавками скрепит, отдельно от остального замочит, а всегда одно и то же: было шесть грязных, стало пять чистых.

– Резинка для того, чтобы носки не пропадали при стирке? – засмеялась я. – В принципе, неплохая идея. Но мало найдется хозяек, которые согласятся перед замачиванием пришивать ее к ним, а после отпарывать.

– Одного раза хватит, – потер лопатообразные ладони Гена, – потом хоть сколько стирай. Если мужик будет пользоваться носкорезинами.

Я заморгала.

– Минуточку. А ты подумал, как их носить? Весьма неудобно ходить стреноженным.

– Демонстрирую! – торжественно, как церемониймейстер, объявил изобретатель и расстегнул ремень.

– Ты в уме, брат? – подпрыгнул Игорь. – Здесь женщина!

Но Генаша уже успел стянуть брюки и теперь стоял перед нами в темно-синих ситцевых трусах до колен. Я молча смотрела на красавчика. Судя по его исподнему, Бурундуковка действительно заповедное место, над которым ничто не властно, ни время, ни мода.

Гена сел на стул, живо разулся, схватил свое «изобретение», обмотал резинку два раза вокруг талии, потянул вниз пришитые к ней хлопчатобумажные носки, сунул в них ступни и встал.

– О! Ходить удобно, резинка при ходьбе растягивается.

Меня душил хохот.

– Ну, как? Оцени! – потребовал Генаша и стал вышагивать по кухне. – Топаю, ничего не мешает! Комфортно! Практично! Дешево! Экономно! Гениально! Не молчи, похвали!

– Как в твоей Бурундуковке обстоит дело с рождаемостью? – простонала я.

– Лично у нас с Наткой четверо детей, – гордо сообщил Генаша. – У соседей справа трое, слева – пятеро.

– У них света зимой нет, телевизор только местный канал показывает, – ухмыльнулся Игорь. – В Бурундуковке от тоски демографическая ситуация лучше, чем в Азии.

– А ты разве с братом не в одном селе живешь? – удивилась я.

– Упаси бог! – энергично замахал руками Игоряша. – У меня квартира в Енотове. Это районный центр, у нас есть музей, театр, кино, три ресторана, торговая улица, институт, где учатся будущие ветеринары, психологи и бухгалтеры, я там, кстати, преподаю. А почему ты интересуешься?

– Просто так, из женского любопытства, – стараясь сохранить серьезность, протянула я.

А про себя подумала: пусть уж лучше фирма «Эйн» назовет носочно-резиночный симбиоз идиотизмом, мне лучше промолчать. И про детей я брякнула не к месту. Представила на секунду сцену: вот ко мне приближается мачо, испытывающий горячее сексуальное желание. Скидывает рубашку, стаскивает брюки, я вижу «конструкцию»... И все, я зарыдаю от смеха, ночь любви накроется медным тазом.

– Носкорезины уже опробованы нашими парнями, – сообщил Генаша, натягивая мятые штаны. – У меня есть портфелио с отзывами. Хвалебными.

– Портфолио, – исправил ошибку брат.

Я прислонилась к подоконнику. Хм, вероятно, у бурундуковских дам отсутствует чувство юмора.

– Завтра поедем в «Эйн», – объявил Генаша. – Получу деньги, куплю кой-чего для хозяйства, детям подарки, Наташке туфли или шапку из норки с хвостом, который с макушки свисает. Тань, знаешь, где такими торгуют?

– Непременно выясню, – пообещала я. – Вы пока тут устраивайтесь, мне на работу бежать надо.

– Плохо бабе без мужика, – от всей души пожалел меня Генаша, оглядываясь по сторонам. – Плинтуса, вон, кривые, дверь не по уму висит. Ну, ничего, я помогу.

– Думай о своем желании, – напомнил мне Игоряша, – и составь записки. Прямо сейчас! Мы поспорили, я выиграть хочу.

Мне пришлось достать бумагу и ручку.

– Ты слушай Игоря, – посоветовал Гена. – К нему народ демонстрацией идет, умеет брат заветные желания осуществлять. Мне помог.

– А чего ты хотел? – поинтересовалась я.

Гена смутился.

– Все у меня есть – семья, дети, дом, машина, хозяйство, поросята, телевизор. А тут, прям как ребенок, увидал в рекламе баллончик, из которого пена лезет для бритья, и так он мне на сердце упал... Попросил Наташку, сгоняй в Енотово, купи забаву. Жена для порядка поворчала, мол, не фиг деньги на ерунду переводить, есть хозяйственное мыло, оно для кожи полезное, а потом поехала. Вернулась с пустыми руками, не завезли в райцентр пену баллонную, не пользуется она у местных спросом. Не поверишь, я так расстроился, словно чемоданчик с дрелью потерял. И тут брат предложил мне свою помощь. Не сразу у меня, конечно, получилось, потому что плохо с ви... зи...

– С визуализацией, зрительным представлением, – подсказал Игорь. – Генаша у нас человек земной, у него воображение не особо развито. Пришлось с ним почти шесть месяцев работать.

– Проще в Москву съездить, – пробормотала я, – в столице продаются принадлежности для бритья на любой вкус. Или по Интернету гель заказать.

– Нет в Бурундуковке Интернета, – напомнил Игоряша. – У них телефон на всех один, в конторе. И лететь нам ближе в Токио, чем в Москву.

– Короче, полгода я старался, наконец стал четко баллончик мыслями видеть, – похвастался успехами Гена. – А на майские праздники приехал к деду Филимонову внук из Москвы, навез старику подарков. Иван Сергеевич ко мне пришел и говорит: «Чудной Никитка! Припер набор в коробке: пена, одеколон, бритва и полотенце. Ну вот зачем он мне? Я ж с бородой! Хочешь, поменяемся? Ты мне свое радио отдашь, а я тебе взамен презент Никиткин». Сработала Игоряшина наука! Я себе любой приемник быстро соберу, дело нехитрое. Вот так моя мечта исполнилась.

– И твоя осуществится, едва цветок заколосится, – нараспев произнес Игорь. – Полей его.

Я взяла кружку с водой и побрызгала на прутик, затем пошла в холл.

– Не думай о зайцах! – крикнул мне вслед Игорь. – Выкинь длинноухих из головы навсегда! Только деньги! Пачки! Чемоданы!

Перед моим мысленным взором мгновенно появился клетчатый саквояж, доверху набитый кроликами, аккуратно сложенными и перепоясанными банковскими лентами. Видение было настолько четким, что я увидела на бумажках круглые печати, цифру «100 000» и слова «Главбух Т. Булыгина».

– Скажи зайцам нет! – надрывался психолог из райцентра Енотово.

– Непременно, – пообещала я и поспешила на выход.

Гостиная Светланы была обставлена в стиле минимализма, и в отличие от худенькой, даже тощей Анны Маркеловой Потемкина оказалась крепко сбитой девицей. Бледное личико дочери Вероники обрамляла огненно-рыжая шевелюра и покрывала россыпь веснушек. Похожие на гречневые крупинки пятнышки усыпали шею и обнаженные руки.