Маркиз с упреком оглядел окружающих. Ему показалось, что крестьяне как будто бы устыдились и немного оробели.

– Мы только делали, как наши деды-прадеды, – принялся оправдываться старик. – Но тут у нас, ваша милость, есть несколько человек, с которыми приключаются такие несчастья, что без колдовства явно не обошлось.

– Да, это правда, – подтвердил нестройный хор голосов.

– Вон у Вилла Холстеда корова на той неделе пала. С утра была жива-здорова, а к вечеру издохла.

– При чем тут эта девушка? – сурово возразил маркиз. – Возвращайтесь к своей работе и впредь не забывайте, что судить полагается магистрату, а не толпе.

Он произнес это так громко и угрожающе, что крестьяне, опасливо поглядывая на него, стали расходиться.

Пыл ненависти угас. Если бы эти люди могли логически рассуждать, они бы и сами удивились, что несколько минут назад горели такой ненавистью к этой слабенькой, почти бездыханной девушке.

– А с ней что будет? – полюбопытствовал все же старик. – До Хелмсфорда-то путь не ближний. Ведь никто не даст свою телегу, чтобы ее туда свезти.

Без долгих размышлений маркиз ответил:

– Я возьму ее с собой.

– Как это возьмете, ваша милость?

– Я отвезу ее к себе в имение и попытаюсь узнать, что с ней произошло. Правда, я не уверен, что она выживет. А если она умрет, вам предстоит отвечать за убийство, ведь погибла она от ваших рук.

Самые храбрые из толпы, те, кто пожелал досмотреть происшествие до конца, в панике покинули это место так поспешно, что их уход правильнее было бы назвать бегством.

Остались только старик да туповатый на вид малый, который, по-видимому, из-за своего слабоумия не разобрался в ходе событий и продолжал бессмысленно сжимать в кулаке ком грязи.

– Поднимите ее и положите на пол фаэтона, – распорядился маркиз.

Мужчины безропотно исполнили его приказание.

Поднять девушку было совсем не трудно. Они положили почти невесомую фигурку на пол фаэтона и прикрыли ее плащом так, что из-под него остались видны только лицо и руки.

Занимая свое место, маркиз не преминул заметить, что грум передал ему поводья быстрее, чем обычно, и с особой охотой пересел на лошадь, стараясь держаться подальше от молодой колдуньи.

Маркиз легонько хлестнул лошадей, и они тронулись.

Он не сказал старику ни слова на прощание, а проезжая мимо пруда, расположенного в центре деревни, с удовлетворением заметил, что там, куда полчаса назад предстояло попасть несчастной девушке, не было никого, кроме шустрого селезня да скромной пестрой уточки.

До замка оставалось всего шесть миль, и, едва выехав из деревни, маркиз оказался на своих землях.

Поля, ухоженные, хорошо вспаханные, были покрыты нежно-зеленым одеялом, сотканным из ровных всходов пшеницы и ячменя.

Дул легкий ветерок, воздух был напоен едва уловимым ароматом зелени и тем особым горьковато-соленым привкусом, который чувствуется вблизи моря.

Над головой с тревожными криками кружили чайки, и маркиз заметил семейство куропаток, выпорхнувшее прямо из-под копыт и поспешившее поскорее скрыться.

Местность оставалась такой же дикой и пустынной, безлюдной и таинственной, какой она сохранилась в памяти маркиза со времен его детства.

Завидев издали силуэт родного замка, маркиз почувствовал прилив восторга, который считался неприличным для скучающего аристократа, кому надлежало скрывать движения искренних чувств под маской скепсиса и цинизма.

Серая громада замка выглядела грозно и внушительно. Построенный в нормандском стиле, он, казалось, и сейчас был готов отразить нападение любых завоевателей.

Более поздняя пристройка, выполненная по проекту шотландского архитектора Уильяма Адама, радовала глаз классической чистотой линий. Талантливому мастеру удалось создать своеобразный ансамбль, в который вполне гармонично вписалась старинная башня. Причудливое, но отнюдь не безобразное соседство старого и нового завораживало воображение.

Деревья, окружавшие замок, покрывала изумрудным кружевом прозрачная, едва начавшая распускаться листва.

Перед парадным входом раскинулась зеленым ковром лужайка, пестревшая белыми и желтыми нарциссами. Казалось, что сама природа развернула ковер для торжественного приветствия дорогого и редкого гостя.

Залюбовавшись цветами, маркиз не сразу заметил слуг, облаченных в парадные ливреи, давно поджидавших его на крыльце и теперь спешивших к фаэтону.

Первым почтительно приветствовал господина дворецкий, знакомый маркизу с детства. Теперь это был седой осанистый старик, еще вполне бодрый, но ставший более скупым в движениях.

– Добро пожаловать, ваша милость! Мы все рады видеть вас после столь продолжительного отсутствия и надеемся, что сумеем сделать ваше пребывание в Ридж-Касле приятным и удобным.

– Я в этом ничуть не сомневаюсь, Ньюмен, – ответил маркиз. – Правда, я приехал не один. Со мной здесь весьма неожиданная гостья.

– Гостья? – в удивлении переспросил дворецкий и сразу же заметил прикрытую плащом девушку на полу фаэтона. – Что случилось, ваша милость? – озабоченно взглянул он на хозяина.

– Крестьяне из Стипла решили, что эта девушка – ведьма, и хотели испытать ее маканием в пруд. Я отбил у них бедняжку и привез сюда, – пояснил маркиз.

Маркиз отвечал беспечным тоном, но его слова, должно быть, не на шутку встревожили Ньюмена.

– А ваша милость полагает, что девушка жива? – только и решился спросить старый дворецкий.

Несчастная выглядела скорее мертвой – алые ссадины зловеще выделялись на призрачно-белой коже.

– Я в этом не уверен, – признался маркиз. – Давайте занесем ее внутрь и там посмотрим, стоит ли вызвать доктора.

Дворецкий щелкнул пальцами, подзывая к фаэтону пару лакеев.

Увидев неподвижную девушку, оба инстинктивно отпрянули назад, боясь нечистой силы.

– Поднимите ее, – приказал маркиз.

Ни один из юношей не пошевельнулся.

На губах маркиза показалась едва уловимая улыбка.

– Вы что, испугались? – насмешливо спросил он.

– Да, милорд, – еле выдавил в ответ один из парней, у которого был очень заметный эссекский диалект. – Я не могу касаться ведьмы, хоть режьте!

– И ты тоже боишься? – обратился маркиз к другому лакею.

– На мою мать ведьма наложила проклятье. С тех пор она сделалась сама не своя и так и не пришла в себя до самой смерти, – простодушно пояснил второй слуга.

– Но ее нельзя оставить здесь, – заметил маркиз. Наклонившись к безжизненно застывшему телу, он поднял девушку на руки.

Маркизу не хотелось пачкать свой костюм, но он прекрасно понимал, что должен показать пример, иначе в доме могла воцариться несусветная тревога.